Согрей тело, отогрей душу…
Со вчерашнего дня центр социальной помощи «БОМЖ» снова работает с полной загрузкой.
Это двухэтажное здание, стоящее особняком на улице Коммунистической, многие бездомные знают без всякой рекламы. «Сарафанное радио» в их среде — самый верный способ распространения новостей: никогда не соврет и всегда выдаст верную оценку. А о центре «БОМЖ» те, кто здесь побывал, отзываются, может, и сдержанно — скупы «люди улицы» на слова, но хорошо, по-доброму. Главное — тепло тут, и кормят хорошо. Можно переждать непогоду и жизненные неурядицы.
Здесь у каждого постояльца за плечами такая биография, что никакой Голливуд не сочинит. На долю многих выпадает чрезмерное количество испытаний, которые часто обрушиваются в одночасье, все и сразу: рушится семья, отворачиваются близкие, уходит здоровье, пропадают деньги, исчезают документы… В чем-то человек, конечно, сам виноват: выпил, недоглядел, был неосторожен, глуп, неосмотрителен, преступил закон — и все же «кара» иногда кажется излишней.
… Только вчера поступил в центр 56-летний Михаил. Как он рассказывает, ехал домой мириться со своей «бабушкой». Прожили вместе почти тридцать лет и поссорились. С горя уехал на Север — решил «деньгу зашибить», подзаработать и поразить — мол, смотри, какой я богатый. Три года оттрубил на газоперерабатывающем заводе, соскучился, по-другому посмотрел на все, что случилось, и решил вернуться. Взял расчет, собрался, сел на поезд… но до своей деревни так и не доехал. Напоили, избили, украли деньги и документы… Появляться домой в таком виде он не хочет, да пока и не может. Чтобы хоть куда-то двинуться, надо немного прийти в себя, восстановить «бумаги». Вот и устроили его временно в центр «БОМЖ».
Только за вчерашний день здесь приняли восемь новых постояльцев. Директор центра Эдуард Ахкямов говорит, что в эту зиму желающих попасть на постой больше, чем обычно. Не каждый выдержит такие морозы, если укрыться негде. Но два месяца в здании шел ремонт, количество спальных мест пришлось сократить. Принимали только тех, кому совсем некуда деться. Чтобы разместить всех, заказывали и дополнительно устанавливали двухярусные железные кровати, перенаправляли людей в комплексные центры Тобольска и Ишима, которые в это время работали с двойной нагрузкой, устраивали в дома-интернаты… Человека на морозе все равно бы не бросили, без помощи не оставили.
Эдуард Рашидович вспоминает, например, как однажды в декабре к ним пришел бездомный. Eще у ворот было видно, что он слегка выпил, — шаг неровный. А здесь правило железное — в нетрезвом состоянии не принимать. Но как быть, если мороз под тридцать? Решили рискнуть. При осмотре одежды оказалось, что у мужчины с собой еще две «чекушки» водки. Eму предложили: или-или. Либо водка, либо ночлег. Вздохнул он, развернулся и вышел. Бутылки дороже. Но, пройдя метров сто, передумал, выпил все залпом и вернулся. Дойти смог только до ворот — упал. Не оставишь же замерзать на снегу! Вызвали милиционеров из вытрезвителя, но те брать его отказались — инвалид. Пришлось приютить на ночь…
Сейчас, наконец-то, могут принять бездомных или людей, оказавшихся в трудной жизненной ситуации, все семнадцать комнат социального центра, все 77 спальных мест. Мужских, как правило, требуется больше. Причем попадают сюда не только люди пожилые, но и совсем молодежь.
20-летний Саша живет в одной из восьмиместных «квартир» третий месяц. Мать с отцом умерли, они с братом остались вдвоем. Он — старший. Учиться, правда, не стал. Погулять, говорит, захотелось. Год «гулял», другой — надоело. Решил устроиться на работу. А куда? Образования нет, профессии тоже. Взяли только разнорабочим. Подхалтуривал на строительстве коттеджей за городом. Однажды ночью шел по тракту до города и не заметил машину. Она его тоже не заметила — сбила. Получил сильное сотрясение мозга, провалялся в больнице, а когда вышел — начались провалы в памяти. Где-то в автобусе потерял паспорт…Теперь ему готовят документы в интернат. Брат его содержать не может.
У 45-летней Зины из деревни Онохино паспорт со всеми вещами и документами на помойку вынесла свекровь. Не ладили они с Зиной. Не любили друг друга. Правда, Эдуард Ахкямов считает, что главная причина была не в этом, а в пьянке. В татарской семье со строгими устоями разгульная жизнь Зины вовсе не нравилась. Вот и выставили ее за дверь. А пока приходила в себя после очередного запоя, и вещи, и документы кудато пропали. Подалась в Тюмень. Устроилась на стройке — песок мешками таскать, да кирпичи разгружать наравне с мужиками. За одну разгруженную машину им платили тысячу на четверых… Работала, пока не надорвалась. Поняла, что дальше не может. Надо как-то устраивать жизнь. К тому же ей сообщили, что муж умер, и дом переходит ей по наследству.
Правда, поехать туда еще не может, надо восстанавливать документы. Пока колесила по стройкам, жилье заняла другая женщина. Зина надеется, что справедливость восстановит суд…
— Только ты больше не пей, — говорит ей Эдуард Рашидович, — а то без кола и без двора окажешься…
— Нет, нет, нет, я не буду, я у вас уже отвыкла… Начну снова работать, и все у меня будет.
На хороший исход своей истории надеется и Катя из Аромашевского района. Два года назад после травмы у нее произошло отслоение сетчатки, и она почти ослепла. Врачи считают, что дело еще поправимо, можно сделать операцию, но за эти два года у нее все пошло наперекосяк. Раньше работала егерем на реке Дуван, проверяла, чтобы рыбаки не браконьерничали, сети не ставили, когда рыба идет на нерест. И мужики, говорит, уважали ее, не пакостили. Да и муж был рыбак… Но в одночасье не стало ничего… Одна. Слепая. Без семьи. Без работы.
Но Eкатерина не опустила руки — сказалась жизненная закалка, она ведь из большой многодетной семьи. Девять детей их у отца с матерью было. Мать крутилась, как белка в колесе, — хозяйство держала (корову, овец, коз), пряжу пряла. А отец любил… вязать. Носки, варежки, свитера — все у него легко получалось. Даже за «паутинки» брался. Вот эта отцовская наука ей сейчас и пригодилась. Обвязывает не только себя, но и соседок по комнатам.
— Главное, — говорит Катя, — не опускать руки. Когда в человеке есть жилка, он всегда удержать себя может. В любой ситуации. И что бы со мной ни случилось — выдержу, не сломаюсь. Обузой родным не буду.
… Часто человек, когда ему плохо, остается совсем один. Более удачливые его собратья предпочитают держаться подальше, боясь расплескать свое благополучие. И он, как ни крути, бьется за жизнь в одиночку. Даже если найдется родная душа, всех тягот чужой жизни взвалить на себя не сможет.
Один на один с судьбой оказался и Сергей из Омска. Семь лет прожили с женой, родили дочку, но что-то не заладилось — развелись. Уехал на заработки в Тюмень. Eму говорили, что здесь хорошо платят. Нанялся на строительство загородного дома. Первое время все шло хорошо. Но полтора месяца назад он остался на стройке один, доделывал крышу. Оступился, сорвался. Пять часов пролежал в снегу без сознания. Из-за глубокого отморожения пришлось ампутировать стопы, до сих пор не зажили пальцы рук… Родные о случившемся ничего не знают. Да и не признается он им никогда. Как теперь жить, куда идти — не знает. Кому он нужен такой…
… Истории о человеческих трагедиях здесь можно слушать бесконечно. Простых судеб не бывает. И часто сюда попадают не единожды — два, три раза… Кого-то, подлечив, отправляют домой, дав на дорожку сухой паек из тушенки, лапши быстрого приготовления и рыбных консервов. Конечно, после почти домашней пищи, которой их потчевали в центре (в среду, например, на обед давали борщ и плов), такой рацион суховат, но с голоду умереть не даст. И не лето сейчас, когда в теплицах рядом с центром выращивают помидоры, огурцы, на поле — картошку…
Для некоторых жильцов такое хозяйство не только витаминная добавка к пище, но и воспоминание о доме.
***
фото: там, за окном, когда-то был дом; держись, старина; последний друг Алексея Афанасьева