Доктор медицинских наук Юрий Суховей: «Лошадь не может полететь»
В преддверии Дня науки (который праздновался вчера) губернатор Тюменской области Владимир Якушев отметил вклад тюменских ученых в социально-экономическое развитие региона.
Среди получивших благодарность губернатора — директор научно-исследовательского института клинической иммунологии СО РАН, заместитель председателя президиума Тюменского научного центра СО РАН, доктор медицинских наук Юрий Суховей.
Ученые и люди из мира науки не так часто становятся героями публикаций. Как говорит Суховей, рассказывать о науке сложно. Но, считает он, повышать ее престиж просто необходимо.
— Юрий Геннадьевич, вы закончили мединститут в 1986 году и через пять лет защитили кандидатскую диссертацию. Не рано ли?
— Считаю, что я ее еще поздно защитил! У врача образование длинное — клиническая ординатура, очная аспирантура. Я защитился через год после аспирантуры, а можно было и сразу после окончания института приступать к диссертации.
Вообще, за последние годы в России умудрились «раскурочить» очень стройную систему получения медицинского образования. У нас была преемственная система образования и переподготовки, но ее почему-то решили изменить. Говорят: «От добра добра не ищут». А когда ищут, то приходят к крылатому высказыванию: «Хотели как лучше, а получилось как всегда».
Не хватило сил сохранить то, что было? Да, это была полувоенная система, но она действовала. В любой клинической больнице на планерке по терапии раньше кто сидел во главе стола — директор, главврач? Нет — заведующий кафедрой. Это была система двойного контроля — консилиумы были двойные. Был особый «кафедральный пригляд» за работой врача, и это давало возможность не совершить ошибку. А как только значение кафедр в контроле над лечебным процессом снизили, последствия не заставили себя ждать… Мне кажется, мы потеряли главное — надежность системы.
— Как вы относитесь к идее создания специальной здравоохранительной прокуратуры — по аналогии с прокуратурой природоохранной?
— Крайне отрицательно. Контроль должен быть не по результатам, когда кто-то умер или случились тяжелые осложнения, — он должен осуществляться в процессе. Чем мы хотим получить контроль? Страхом? Посадим несколько врачей, а остальные будут бояться? Это мы уже проходили. Нельзя механически экстраполировать такие вещи. Речку загрязнили — это одно, а человек умер — совсем другое. В медицине нельзя давать оценки по факту трагедии. Никогда не отмотать ленту назад. Следовательно, контроль должен быть изначальный.
Но если система будет работать не самостоятельно, а только с окрика — мы никогда здорового человека не получим. Кому нужна такая сатисфакция? Людям нужно здоровье.
Никакими репрессиями в области здравоохранения проблемы не решить. И ужесточением — не решить. Да, напугаем. Да, отвадим людей, которые берут на себя смелость принимать решения. Врачи будут бояться совершить поступок. Ведь в медицине всегда допускаются риски. Так что лучше деньги, которые предлагается истратить на создание медицинской прокуратуры, вложить в восстановление двухконтрольной системы в лечебных учреждениях. Когда существовали консилиумы — отделенческие и кафедральные. Когда мнение заведующего кафедрой было основным. Априори считалось, что у «кафедральных» выше квалификация потому, что они постоянно учатся.
— Недавно услышала такую фразу: «Что-то происходит с медициной — врачи стали существовать отдельно от пациента: врачи — сами по себе, пациенты — сами по себе»…
— Помните, была клятва Гиппократа, врачебная совесть, врачебный долг… У этих слов сейчас вес исчез. Раньше врач больше всего боялся суда своих же коллег -врачебно-консультационной комиссии. Он знал, что свои надерут так, что мало не покажется. Без всяких юридических полномочий, сугубо профессионально. А ведь это был не внешний контроль, а внутренний. И пока мы не наладим внутренний контроль — ничего хорошего не будет. Вот мы кричим: «Взятки! Взятки!» Что, их меньше становится? Пока внутренняя система не позволит явлению исчезнуть, оно будет существовать. Хоть 400 прокуратур создайте! Администрирование будет в тысячу крат перекрывать ущерб, и толку мало.
Любой профессионал стремится сделать свою работу максимально хорошо. Но это профессионал. Ошибки-то идут от непрофессионализма. Образно говоря, лошадь не может полететь, она может то, что может. А мы хотим, чтобы полетела, да еще и прокуратуру вдогонку ей послать!
— Когда и почему вы выбрали иммунологию как будущую специальность?
— Выбирал ее в ординатуре как научную дисциплину. За это я очень благодарен Эдуарду Кашубе — первому иммунологу в моей жизни, и завкафедрой Генриху Полякову — великому терапевту и очень гуманному человеку. Они меня подвигли к этой планке, и дальше все закрутилось.
В то время диагностические возможности иммунологии были поразительные, а самой дисциплины как врачебной специальности еще не было. Существовала связка «аллергология-иммунология», которую потом разделили. Но осталась проблема с классификацией. Сейчас иммунология — как слуга всех господ. Иммунологический компонент присутствует в подавляющем большинстве заболеваний. Но лечат его не иммунологи. К ним обращаются только тогда, когда возникают последствия. Прооперировали, а раны не заживают. Или пневмония не вылечивается общепринятыми методами. Значит, делают вывод, что-то не в порядке с системой иммунитета. Иммунология получается «на посылках», но не у золотой рыбки, а у клинических дисциплин. Есть проблемы внутри нашей медицинской кухни.
Но, как наука, иммунология — вещь совершенно уникальная, топовая во всем мире. И самые главные открытия в медицине последних лет пришли отсюда.
— А эликсир молодости иммунология может найти?
— Человечество его все время искало. И в литературе таких примеров масса, и в истории. Например, известный фараон Рамзес II прожил фактически три жизни. Раньше средняя продолжительность жизни была 30 лет, а он дожил до 90.
Но в этом вопросе есть две отправные точки — продолжительность жизни и ее качество. Не зря говорят: «Жизнь была долгая, но кому такая нужна?» Жить долго и мучиться никому бы не хотелось. Сейчас, конечно, ищут механизмы, чтобы продлить первое и улучшить второе. Например, найден такой поразительный феномен, как стволовая клетка и клетки-предшественники. Но, к сожалению, это открытие превратили в балаган. Хуже того, этот скандальный элемент многим ученым ударил по рукам. При упоминании словосочетания «стволовая клетка» они шарахаются, как от чумы. Не знаю, как теперь исправить то, что случилось. Да, надо было сохранить аккредитацию научных учреждений, чтобы наукой не смогли заниматься некомпетентные люди. Но этого не сделали. Хотя, наверное, тоже хотели «как лучше».
— Что, на ваш взгляд, надо сейчас сделать, чтобы возродить былое величие российской науки?
— Поменять систему приоритетов. Чтобы приоритет науки и прокуратуры хотя бы выровнялся. Мы сейчас знаем прокуроров, но не знаем имена людей, которые получили Нобелевские премии за научные открытия, в том числе и в области медицины.
Конечно, сложно писать и говорить на научные темы. Раньше была система пропаганды науки, научно-популярные издания, такие как «Наука и жизнь», «Химия и жизнь», «Моделист-конструктор», — где они? И кто сейчас за них платить будет? Вот за «Плейбой», наверное, многие заплатят.
И все-таки есть один сказочный прецедент, который греет душу — телеканал «Культура». Ведь можем же, можем! Государство взяло на себя смелость финансировать этот проект, и оказалось, что «не все так плохо в датском королевстве».
— У вас есть свои ученики, своя школа?
— Я много «защитил» и кандидатов, и докторов наук. Это люди, которые пропитаны общей идеологией. Есть и школа. Но у нее должна быть определенная критическая масса — 50-60 человек, чтобы она начала развиваться автоматически. Пока ее нет. К тому же, создавая свою школу, надо знать ответ на вопрос: «Зачем?» Только ли альтруистические мотивы при этом преследовать? Хотя именно в науке альтруизм и альтруисты все еще существуют.
Но пока наука будет плестись где-то в конце «обоза» — что даст создание таких школ? Может быть, для конкретного человека важнее найти своего врача, своего поводыря в этом огромном медицинском мире. Хороший врач — как звезда, как яркая планета, которая проведет через любой жизненный лабиринт.
***
фото: Юрий Суховей предлагает,..;… считает,..;… предостерегает.