Память не похоронишь!
Мы опоздали на 20 лот!
Мне уже приходилось писать о том, что человек, придумавший засекретить на десятки лет сведения о «запрещенных солдатах», был по-своему гениален. Он нашел способ, как похоронить память.
Ничего не дали и многочасовые розыски по Тюмени родственников погибших в немецком плену наших солдат, официально числящихся в «без вести пропавших». И безрезультатная поездка по Ишиму, где из шестнадцати найденных в трофейных карточках точных адресов (город, улица и номер дома!) ни один не совпал с нынешней реальностью — улицы переименованы, нумерация домов сдвинута, и никто не помнит, куда и на сколько, люди либо умерли, либо переехали. Тогда мы обратились к сельской местности, где, как нам казалось, жизнь менее динамична. Да, удалось встретиться с теми, кто на восьмом или девятом десятке лет еще помнит об ушедших и не вернувшихся с войны. Признаюсь, эффективность этого поиска очень мала. Пожалуй, даже меньше, чем сверка наших карточек с базой данных одного из немецких сайтов, который выставил в Интернете списки 700 тысяч военнопленных, умерших в гитлеровских лагерях.
При недавней встрече с участниками проекта «Охота за тенью», редакторами городских и районных газет, я не раз и не два слышал: ну почему мы не получили эти данные двадцатью годами раньше? Мы же на двадцать лет опоздали!
Двадцать лет назад был 1989 год, был еще Советский Союз, была официально утвержденная «цифра погибших на войне», кстати, периодически менявшаяся. Двадцать миллионов погибших — последняя советская цифра о потерях страны во Второй мировой войне. Сейчас, когда стали доступны закрытые прежде сведения, она выросла… почти на семь миллионов.
Двадцать лет назад, и пятнадцать лет назад, и даже десять лет материалы о тюменцах, попавших в плен, были засекречены. Их рассекречивали уже в ходе нашей работы. Не удивительно, что только в двух территориях России, насколько мне известно, ведется подобная работа. Это сборник документов «Война глазами военнопленных», подготовленный группой пермских историков по материалам Государственного общественно-политического архива Пермской области, и наша книга «Запрещенные солдаты».
Так что имеем то, что имеем.
А вот что сообщают с мест участники нашего проекта.
«… Я выезжала в Усть-Лотовку Аромашевского района, однако никакой информации о Копотилове Матвее найти не удалось. Единственное, что узнала, — на фронт ушли и не вернулись Копотилов Степан и его сын Гоша. Оба погибли. У Степана оставались дочери Нюра и Шура. После войны жена переехала, говорят, в Нижний Тагил… Лишь одна из бабулек вспомнила, что у Степана был брат. Однако имени его не помнит…
Кстати, звонят люди, у которых родственники пропали без вести, интересуются: не могли ли они попасть в лагеря и погибнуть там?
С уважением, Татьяна Гаврич, редакция газеты «Слава труду».
«… После публикации в газете «Ярковские известия» предоставленной информации о военнопленных, пропавших без вести, за дополнительными сведениями в нашу редакцию обратились три человека. Но пока нам удалось получить более подробную информацию лишь об одном солдате из опубликованного списка -Алексее Емельяновиче Мокринском. Однако в беседе с сыном Алексея Емельяновича, Василием Алексеевичем, мы не получили данных о пребывании солдата в фашистском плену: отец ничего не рассказывал об этом детям, и в военном билете соответствующей записи нет.
Работа по розыску пропавших без вести воинов вышла за рамки проекта. В редакцию обращаются люди, которые не увидели в списке своих родственников, но не оставляют надежду найти их. Так, нам пришло письмо от внучки Алялетдина Мадиевича Мадиева, уроженца д. Варвара, 1901 г.р. Ей известно, что дед пропал без вести в феврале 1943 года под Сталинградом. Отрадно, что наши земляки стремятся найти своих отцов и дедов, не потерять нить, связующую поколения…
Сахит Абдуллин, главный редактор».
Особенности русско-немецко-русского перевода
Участники проекта и их читатели из районов Юга нередко поправляют тексты, составленные нами по трофейным карточкам.
«Нет в деревне Черемшанка Алексея Ильича Лабасова, — пишет из Абатского района бывшая учительница истории Любовь Петрусевич. — Речь идет, я думаю, о Лобузове Алексее Илларионовиче. И в плен он попал не 6 июля, а 16-го, и не в Латвии, а под городом Бердичев»… Очень может быть, что Любовь Андреевна совершенно права. Потому что мы имеем дело с двойным переводом текстов, которые торопливой рукой занесены на карточки военнопленных. Сначала пленного опрашивали немцы, вряд ли владеющие русским языком, и уж, как бог на душу положит, записывали их имена-фамилии, незнакомые названия деревень и сел. А через двадцать лет, когда эти карточки решено было перевести и с неведомой нам целью разослать на места, советские переводчики переводили их с немецкого снова на русский. Судя по всему, выполнить задачу было велено в кратчайшие сроки. Ну и что получилось?
Сколько раз нам, авторам очередного тома «Запрещенных солдат», приходилось ломать голову… Например, что может скрываться за фамилией «Ташелан» или «Скровогадов»? И где может находиться населенный пункт с диковинным названием «Пинякан»?
В конце концов ты догадываешься, что «Ташелан» — это просто Ташланов, есть такая чисто здешняя фамилия. А «Скровогадов» — это Скоробогатов. Отгадать загадку про «Пинякан», деревню в Исетском районе, помогла давняя уже поездка в деревню Верхний Ингал, откуда был родом сгинувший в пекле войны рядовой Хайзя Хайруллин.
Словом, что-то не могли разобрать на слух немецкие писаря. Что-то — переводчики, когда расшифровывали готические каракули. А что-то и сами эти переводчики, как говорится, на фоне усталости, обрабатывая в полном смысле этого слова миллионы карточек, сумели привнести.
Вот пример: в карточке, черным по зеленому, чистым немецким языком написано: Swajkin llja. Переводчик, в свою очередь, на чистом русском пишет: Звякин Илья. Спасибо моей покойной учительнице немецкого, ссыльной Эмме Васильевне Кук, что я еще не совсем забыл ее уроки. Иначе бы ввек не догадаться, что Zirjakow — это не Зыряков, как решил наш переводчик, и не Ци-ряков, как прочел я сначала, а -Жиряков. Такая фамилия распространена в одном из южных районов. Так что сражаться приходилось на два фронта — с чужими и своими. И выяснялось, что Тыченор — это Хведченок, что Шишкин — на самом деле Шишигин, Пантов — Паутов, Оссин -Ослин (распространена такая фамилия в Вагайском районе), Алошатин — просто Алешкин… И как бы ни настаивал переводчик на том, что в Ялуторовском районе есть деревня Куртап, нам ближе и понятнее написанное немецким писарем: Koktul (Коктюль)…
А иногда этот вариант «охоты за тенью», в данном случае — охоты за тенью фамилии, приносит совершено неожиданные результаты. Вот никогда не встречавшаяся мне фамилия: Безетиченский. Очень уж отдаленно напоминающая некоторые чисто сибирские фамилии — Безымянный, Бесфамильный… А однажды мне в какой-то книжке встретилась и вовсе удивительное: Иван Васильевич Безотчества… Представьте себе: фамилия Безотеческих нашлась в обеих книгах: «Память» и «Солдаты Победы». Оказалось, что из села Падун Заводоуковского района ушли на войну четыре брата: Алексей, с 1910 года, Иван, с 1918-го, Анатолий, с 1920-го, и Павел -с 1926-го. Самый старший из них — Алексей Лазаревич Безотеческих, с войны пришел и умер много лет спустя. В восемнадцать лет погиб самый младший — Павел. Иван, как написано и в книге «Память», пропал без вести. А мы нашли Анатолия. Рядовой 45-го стрелкового полка попал в плен 7 августа 1941 г. в районе с. Подвысо-кое. Фактически там же, где воевал и попал в плен герой предыдущего выпуска «Охоты за тенью» Валентин Черепанов из села Денисове Исетского района («Тюменский курьер», 23 декабря).
Теперь ждем подробностей из Падуна.