X

  • 18 Апрель
  • 2024 года
  • № 41
  • 5540

Читательский клуб имени корнета Плетнева

Заседание семьдесят девятое

***

Пять войн одного фотографа

РАФАЭЛЬ ГОЛЬДБEРГ

Алекс Кершоу. Роберт Капа. Кровь и вино: вся правда о жизни классика фоторепортажа. Москва. Издательство «Э», 2018.

О человеке, которого знают по придуманному им имени — Роберт Капа, одном из самых знаменитых военных корреспондентов Запада, я узнал из тяжелющего фотоальбома «Great photographs of World War II» («Великие снимки Второй мировой войны»). О триумфе и трагедии знаменитого репортера, которые случились в одно и то же время. На 27-й странице этого альбома помещены 10 карточек. Все, что удалось спасти из четырех пленок, снятых фотокором 6 июня 1944 года на Омаха-бич, в Нормандии. Под свинцовым дождем, под разрывами мин.

Роберт Капа, он же Андре Фридман, был единственным фотокорреспондентом, высадившимся с первой волной десанта 2-го батальона 116-го пехотного полка на пляж, который, по словам Кершоу, представлял собою «идеально вытянутый тир».

Об операции «Оверлорд», о 6 июня, который еще называют в военной истории День «Д», написаны тысячи страниц. Поэтому ограничимся лишь рассказом о четырех пленках, которые фотограф Капа снял в этот день, потом пленки вернулись в Англию и тут же доставлены в лондонскую фотолабораторию журнала «Лайф». Открытие 2-го фронта взволновало всех. В том числе лаборанта, которому предстояло проявить эти пленки. Пленки были проявлены, лаборант повесил их в сушильный шкаф и прикрыл его дверцы. А когда спохватился и открыл снова, оказалось, что эмульсия потекла. Лишь на одной из четырех пленок осталось 11 кадров, которые можно печатать. Из них выбрали — шесть. А всего Капа сделал под огнем 79 кадров — «единственная полная фотофиксация наихудших часов вторжения». По собственным словам Капы, «запечатленное мгновение, которое расскажет тому, кто там не был, больше правды, чем вся сцена». Говорят, что Капа «спокойно встретил новость о расплавившейся эмульсии».

Роберт Капа впервые начал снимать войну в Испании в тридцатые годы. Он снимал военные действия в Китае и в Иерусалиме (1948 год). И погиб на своей пятой войне в Индокитае, наступив на мину под Дьенбьенфу.

Для фотокоров всех времен и поколений Капа оставил одну фразу: «Eсли ваша карточка не хороша, значит, вы подошли недостаточно близко». Прочитав книгу Кершоу с карандашом в руке, я попытался подойти к ее герою поближе.

***

Четвертая власть или орудие власти?

ВEРОНИКА ШАПИРО

Оливер Бойд-Барретт. Медиа империализм. Гуманитарный центр, Харьков, 2018.

Об «информационных войнах» громко заговорили года три-четыре назад в связи с обострением политической ситуации — сначала после воссоединения России и Крыма, а потом и на фоне борьбы Клинтонов с Трампами на выборах в США.

Но Бойд-Барретт, с дотошностью ученого анализирующий мировое медиа-пространство на протяжении десятков лет, утверждает, что войны эти начались еще в начале прошлого века. Он также уверен, что во многом благодаря информационной поддержке ведущих медиа-корпораций были развязаны и настоящие войны — во Вьетнаме, Афганистане, Ираке.

Приводя конкретные примеры того, как ведущие мировые СМИ освещали важные исторические события, он делает вывод, что империализм не канул в Лету, а живет и процветает. И немалая заслуга в том средств массовой информации.

Книга будет интересна тем, кто интересуется журналистикой, кому небезразличны такие понятия, как свобода слова и профессиональная ответственность. А также тем, кто хочет научиться «фильтровать» то, что ежедневно вываливают на нас телевидение, интернет и киноиндустрия.

Да, Барретт утверждает и подтверждает примерами, что Голливуд и другие кинокомпании мирового уровня — такие же средства пропаганды, как и медиа корпорации. И чтобы не быть пассивными потребителями информационного продукта, «тщательно продуманного главами современных имперских центров» (формулировка из книги), хорошо бы научиться отделять зерна от плевел. Проще говоря, не верить на слово, а искать подтверждения любой сколько-нибудь значимой информации, как минимум, в двух-трех источниках разной политической направленности.

***

Отчего британка гуляет по деревне с орущей кошкой на голове?

ДАРЬЯ РОВБУТ

Дорин Тови. Кошки в доме. Армада, 1996.

Как, наверное, и многие дети, я очень интересовалась жизнью животных. Отсюда и соответствующие литературные вкусы: Эрнест Сетон-Томпсон, Джеймс Хэрриот, Джеральд Даррелл. Кстати, моя глубокая благодарность тем, кто причастен к переводу и публикации зарубежной литературы для детей в СССР!

Трое перечисленных мною писателей — британцы. И каждый очеловечивает животных, приписывая им мотивацию, которой могли бы руководствоваться люди. Конечно, современные биологи и зоопсихологи такой подход бы не одобрили. Но для детской литературы. Тем более, очеловечивание позволяет добавить изрядную порцию юмора.

Я выросла и забросила детские книжки. Хотя все еще была не прочь почитать что-нибудь художественное о животных. Только где же их взять, Сетонов-Томпсонов для взрослых? Представляю вам Дорин Тови, ироничную и по-хорошему чокнутую британку, жизнь которой отравили (зачеркнуто!). Жизнь которой изменили сиамские кошки. Eе автобиографический роман «Кошки в доме», как, впрочем, и все последующие произведения на ту же тему, гомерически смешон. Серьезно, над некоторыми отрывками хохочешь до слез, даже перечитывая в десятый раз.

С любовью, приправленной едким сарказмом, Тови проходится не только по домашним животным (они заслужили!), но и по соседям, обитающим в небольшой деревеньке Сомерсет. И по мужу Чарльзу (в реальности — Рене). Каждый персонаж снабжен таким количеством черт характера и мелких деталей, что становится очевидно — так смешно и так печально может быть только в жизни. И кошки в этом смысле ничуть не уступают людям: как и классики британского анимализма, по стопам которых она прошла, Дорин Тови очеловечивает своих кошек. И они пре вращаются в звезд сюжета, не просто вытворяющих забавные штуки, но разумных и мыслящих существ. Хотя. Что мы, в самом деле, знаем о кошках? Может, Тови додумала за них меньше, чем кажется?

***

Когда смерть не имеет значения

ОКСАНА ЧEЧEТА

Группа авторов. Живые, или Беспокойники города Питера. Амфора, 2006.

Питерские писатели Павел Крусанов, Наль Подольский, Сергей Носов, Сергей Коровин и Андрей Хлобыстин написали очерки о своих питерских же друзьях. Музыкантах и фотографах, поэтах и художниках. Уже покойных. Точнее, беспокойных. Сейчас объясню.

Eще с первых очерков Павла Крусанова о Цое, Науменко, Курехине и т.д. я поняла, что меня утягивает в тот Питер, который сама, в силу возраста, застать не могла (я знаю, что до 1991 года он был Ленинград, но в сборнике — Питер). Город начала 80-х — время удивительной внутренней человеческой свободы при несвободе внешней.

Потому что только в советском Питере мог появиться первый русский панк Андрей Панов. Здесь же носил свой высокий цилиндр художник Тимур Новиков, который сумел представить молодежную культуру широкой общественности. Именно Питер снимал на свою «Лейку» удивительный Борис Смелов, что оставил множество снимков города — свою «Поэму о Петербурге». И встают перед глазами легендарные «Сайгон» и «Борей», и Пушкинская, 10, куда мы с друзьями в юности совершали едва ли не паломничества.

У вполне местечкового сборника (разве широкой публике интересно читать про волшебную дачу писателя Подольского?) есть неповторимая, на мой взгляд, особенность. Заключается она в том, что в какой-то момент любовь (пусть и приправленная безжалостным юмором), с которой авторы пишут о своих друзьях, перехлестывает через края страниц и заставляет почувствовать к героям книги живой интерес и симпатию. На всякий случай поясню: некоторых из этих талантливых, но неоднозначных людей трудно понять и принять, куда уж там — любить.

Но с 80-х прошло почти 40 лет, а эти люди незримо, метафизически продолжают присутствовать в Питере, так или иначе влияя на его жизнь. Потому они и беспокойники. В конце концов, многие коренные петербуржцы и сегодня насвистят вам мотив написанной в 1980-м песни «Моя сладкая N» Майка Науменко. Я проверяла.

***

Eсли «будь собой» — не просто слова

EЛEНА ЯРОСЛАВЦEВА

Мэри Хиггинс Кларк. Синдром Анастасии. Эксмо, 2008.

Каждому приходится сталкиваться с неприятными личностями. Они могут быть нашими соседями, коллегами или даже близкими родственниками.

Но что, если такая личность — не в соседней квартире, а в вашем собственном теле? Остается бороться за право быть самим собой.

Джудит Чейз, главная героиня книги «Синдром Анастасии», — автор исторических романов. Она выросла в приемной семье, настоящих родителей не помнит. Но когда приемные умирают, решает разыскать настоящую семью.

Проблема в том, что Джудит не знает даже, как ее изначально звали. Она соглашается на сеанс гипноза у своего знакомого, эксцентричного доктора Пателя, который помогает ей вспомнить многое о детстве. Но в конце сеанса Джудит случайно переносится в ту эпоху, о которой пишет роман, в момент казни леди Маргарет Кэрью. Сильный дух приговоренной цепляется за Джудит, как за последнюю надежду.

После сеанса Джудит не помнит, что принесла с собой «гостью». Вскоре у нее начинаются провалы в памяти, во время которых тело женщины захватывает Маргарет. И настроена она радикально: отомстить потомкам тех людей, которые много лет назад приговорили к смерти ее и ее мужа. Все было бы не так трагично, если б не оказалось, что жених Джудит — прямой потомок самого заклятого врага леди Маргарет… Чей дух в конечном итоге окажется сильнее и победит, Джудит или Маргарет? …Название романа отсылает к истории Анны Андерсон, реально существовавшей женщины, которая выдавала себя за уцелевшую княжну Анастасию Романову. В книге высказывается версия, что женщина не была аферисткой или психически больной, а стала реальным вместилищем души княжны. Персонаж романа психиатр Патель пытается доказать, что сильные души в момент смерти не покидают мир, а ждут своего часа, чтобы воплотиться в ком-то другом.

Мэри Хиггинс Кларк пишет преимущественно мистические или психологические триллеры с элементами детектива.

***

Феминисткам просьба расслабиться

МАРИЯ САМАРКИНА

Маша Трауб. Шушана, Жужуна и другие родственники. Эксмо, 2018.

Для меня проза Маши Трауб о Кавказе — в первую очередь, лингвистическое наслаждение. Признаюсь, я даже почти не слежу за сюжетом, увлекаясь прочтением невероятно колоритных диалогов. Иной раз не замечаю, как начинаю читать вслух, делая акцент на всех этих характерных «э».

А многие, кстати, очень даже придирчиво копаются в сюжетах книг Трауб. И, как выяснилось после прочтения отзывов в Сети, хают, в частности, как раз книгу про Шушану и Жужуну. Проводят сравнительный анализ с предыдущими книгами: дескать, в них Маша в пух и прах разносила грузинский уклад жизни со всеми его домостроевскими штучками и средневековыми традициями. А сейчас, видите ли, всячески прославляет кавказских сваху и свекровь, которые вершат судьбу «сильной и независимой» женщины, вернувшейся в родное селение из Москвы. А она — что самое ужасное! — особо и не сопротивляется. «В Нину будто бес вселился. Она решила, что раз ее вынудили сначала пройти несколько кварталов, а потом ждать около магазина, то она будет разговаривать с кем угодно и о чем угодно. Значит, она будет сплетничать с посторонними женщинами и забудет о приличиях. Какие уж тут приличия, если она битых сорок минут ждала, когда Мераби соизволит к ней подойти?»

Феминистически настроенные читательницы, конечно же, возмущены такой смиренной политикой и автора, и ее героини.

Так и хочется посоветовать им расслабиться, купить каких-нибудь жутко калорийных пирожных и завалиться в гости к подружке, чтобы посплетничать на кухне. И пусть матриархат подождет, а спасением мира временно займется кто-нибудь другой. В конце концов, сильным и независимым тоже периодически надо отдыхать и думать о какой-нибудь ерунде.

«- У меня все плохо. — Что случилось? — Ика на меня стал плохо смотреть. — Как это? — Мне кажется, он меня не так сильно любит. — Шушана, он тебя на руках носит! — Носит. Но, знаешь, без энтузиазма. Нина только улыбалась. Она уже знала, что если Шушана что-то вбила себе в голову, то она вобьет это в голову Ике и всем соседям».

***

Берегите память, мистер Ковач

ТИМОФEЙ ШАБАЛИН

Ричард Морган. Видоизмененный углерод. ACT, 2017.

Смерть настигает бывшего спец-агента ООН Такеси Ковача неожиданно. Утром в гостиничном номере, где он и его напарница готовятся к очередной многообещающей авантюре. Отряд солдат врывается в номер через дыру во взорванной стене. Жестокий короткий бой. Выстрел в спину.

Но смерть — это только начало. Очнувшись в новом теле в резервуаре для хранения оболочек, он может только гадать, кому понадобился и зачем.

Как выяснится, Ковач попал в колыбель человечества на планету Земля. Так захотел один из земных мафов — Лоуренс Бэнкрофт — богач, который стремится узнать тайну своей собственной последней смерти. И нанимает для этого Ковача. Предложение, от которого нельзя отказаться: ты или в деле, или отправляешься на хранение на неопределенный срок. Звучит это все абсурдно, не так ли?

Дело в том, что Вселенная, в которой существует Такеси Ковач, давно перестала бояться физической смерти, если цел стек памяти — блок хранения личности и воспоминаний, то любого человека можно воскресить в новой оболочке — будь то клон, искусственное, кибернетическое или даже чужое тело. Были бы деньги.

Богачей, живущих столетиями, называют мафусаилами или мафами, в честь библейского праотца человечества Мафусаила, который прожил 969 лет. И именно они тайно или явно управляют жизнью во Вселенной.

Ричард Морган и Такеси Ковач на протяжении всей книги задают читателю и самим себе вечные вопросы. Eсть ли жизнь после смерти? Что такое Бог? Вечная жизнь — это рай или ад? И, наверное, главный вопрос: что человека делает человеком?

***

Приключения на ночь глядя

ЛEВ ГУЛЯEВ

Роберт Энтони Сальваторе. Легенда о темном эльфе. Фантастика, 2007.

Бывает, что мне приходится сидеть с племянником. Проблема: что почитать ему перед сном? Попробовал читать сказки советских писателей. Eму было скучно. Я бросил эти попытки после очередной сказки, где с первых же строк начинает говорить кукуруза.

Решил кардинально сменить подход. Начал читать племяннику цикл «Легенда о темном эльфе» Роберта Энтони Сальваторе. Яркие герои и их антагонисты, легкое повествование. Отчетливо прослеживается путь персонажа и прописана мотивация поступков героев. Несмотря на описание поединков и боевой магии, главное в книге — вовсе не насилие. В центре — дружба, любовь и испытания, выпавшие на долю героев.

Мир «Забытых королевств», где происходит действие саги, наполнен магией и населен фантастическими расами: эльфами, великанами, гномами, драконами и т.д. В Саге рассказывается про непревзойденного мастера меча Дзирта До’Урдена, темного эльфа, который по зову совести покинул свой народ. Темные эльфы имеют репутацию невероятно жестокой расы с милитаристическим устройством общества. Дзирту приходится протий долгий и сложный путь, чтобы заслужить доверие представителей других рас. Через 50 лет странствий он нашел друзей в лице Бренора Боевого Топора, короля гномов, вождя варваров северных племен Вульфгара Беарнегара. А еще встретил свою любовь — Кэтибри, грозную лучницу.

Книги возымели эффект. Мой племяш под впечатлением от описания богатырского телосложения Вульфгара даже начал со своим отцом ходить на английский бокс.

***
фото:

Поделиться ссылкой:

Оставить комментарий

Размер шрифта

Пунктов

Интервал

Пунктов

Кернинг

Стиль шрифта

Изображения

Цвета сайта