Нормальные парни, а не так себе
За десять дней наш кинематограф лишился двух творцов. 5 июля ушел из жизни режиссер Владимир Меньшов, а 15-го — Петр Мамонов, музыкант и актер.
Владимир Меньшов снялся более чем в ста картинах, а сам снял всего семь. Но каждый фильм, который он режиссировал, становился народным хитом. «Любовь и голуби», «Розыгрыш», «Москва слезам не верит», «Ширли-мырли» разошлись на цитаты. Как Тарковский мог превратить кино в притчу, так Меньшов умудрялся сделать каждый свой фильм анекдотом, фольклором.
Всеми любимый «Любовь и голуби» с Людкой, незабываемой Гурченко с натуральным цветом волос и рассказами о бесполых гуманоидах, с вроде бы типичной и такой знакомой, но совершенно новой историей запутавшегося мужчины- мечтателя, обращенной в легкий и ностальгический формат добротной комедии, стал чуть ли не культурным кодом страны. В нем режиссер абсолютно верен себе — не учительствует, не нагнетает, а мягко подталкивает: семью бросать — плохо, мечтать — хорошо, а счастье — есть. Eго просто не может не быть.
То же Меньшов утверждает и в признанном зарубежной публикой фильме «Москва слезам не верит». Ведь знает же режиссер все нюансы игры в «Оскар» — правила хорошей мелодрамы и конфликта, — но не может оставить героев погибать, осуждаемых обществом, в безвыходной ситуации и старых связях. Он насыщает сложную драму обаятельными персонажами, емкими цитатами и ощущением, что все непременно будет хорошо.
Любимый мой «Ширли-мырли» в этом плане шагает еще дальше. Я такого рода кино называю «больше чем фильм». Eго невозможно не рассматривать в жанре абсурдной комедии, ведь здесь и цыганские бароны, и огромный алмаз, и увеличивающиеся в геометрической прогрессии близнецы, а позже и целая деревня похожих на Гаркалина людей… Но в то же время в «Ширли-мырли» такая добрая атмосфера, такие веселые персонажи и такой, казалось бы, необычный для комедии посыл: все мы разные, но такие похожие.
Главное отличие Владимира Меньшова как режиссера в том, что пока одни пытались адаптировать чуждый советскому и российскому зрителю голливудский жанр (чуждый, кстати, до сих пор), а другие нападали на него безжалостными отсылками к немецкому экспрессионизму, он оставался все таким же терпимым, открытым и мягким. Меньшов создавал свой дружелюбный и человечный мир. Он совершенно искренне любил своих персонажей. Любим их и мы.
Петр Мамонов — артист совершенно другого рода. Он появился на экране в восьмидесятые, когда стало модно звать в большое кино людей с ним в общем-то не связанных. Мамонов — певец, создатель группы «Звуки Му». Затея, однако, обернулась безоговорочным успехом (так мы получили Высоцкого, Скляра, Сукачева и других именитых артистов).
Мамонов был актером удивительным, самобытным и каким-то свежим, он одинаково органично смотрелся в роли юродивого («Стоит лишь тетиву натянуть…»), беспробудного талантливого пьяницы Селиверстова («Такси-блюз»), старца- священника («Остров»). В последних двух картинах, пожалуй, самые узнаваемые его амплуа.
Неспокойный, опохмелившийся, нервный, виноватый и самовлюбленный Мамонов — лучшее отражение мятежного русского духа, необходимая неровность для шероховатых восьмидесятых-девяностых. Он — главный выразитель смешения искусств, рок-звезда в роли режиссера («Шапито-шоу) или увлеченного ученого («Пыль»). Да и в жизни какой же рокер? Уехал в деревню, сам построил себе дом, баню, сарай… И был счастлив: «Из-за того, что я в деревне живу, у меня каждый день другой. Каждый день другое небо».
Петр Мамонов мог играть царей и монахов, писать психоделическую музыку и корчить рожи на сцене, мог среди молодых советских рокеров оставаться взрослым лысым дядькой, мог уехать в глушь и жить в ней, не нуждаясь ни в каких благах цивилизации. А еще умел работать руками не хуже столяра и имел при этом тончайшую душевную организацию. Eму единственному это позволялось. Потому что этот синтез был частью его гениальной и неисправимой природы, самое ее.