Осторожно, окрашено, или Не влезай, а то убьет
Не знаю банальнее сцены. Человек идет по улице и видит свежеокрашенную скамейку с предупреждающей надписью «Осторожно…». Что он делает? Совершенно верно — пробует пальцем краску и пачкается.
Классическое российское недоверие? Национальная черта? Не знаю. Но — таков наш человек.
На заре туманной юности два или три лета я носил форму областного штаба ССО. Были уставы, были инструкции. И жесткие. В частности, сухой закон. Но каждый раз ловили штабисты гонцов из линейных отрядов с рюкзаками, набитыми водкой. Как-то в сургутском аэропорту мне самому приходилось участвовать в экзекуции — необходимо было перебить около двух ящиков водки. Вот так просто: за горлышко и об угол.
Формальность? Люди же все взрослые. Но, как говорил командир областного отряда Володя Саламашкин (1966 г.), каждая строка инструкций написана кровью.
Метафора. Гипербола. А с другой стороны — чистая прав— Потому что каждый год гиб-в отрядах ребята. И, как правило, связано это было с нарушением инструкций. Гибли. Молодые. Красивые. Так глупо гибли. Eще за секунду до смерти смеясь над замшелыми чиновниками из штабов, составлявшими словесные ограждения: сюда не ходи, этого не делай…
Московская комиссия все еще разбирается с аварией самолета в Ялуторовске. Погибли два молодых человека. Нам в редакцию звонили разные голоса, убеждавшие: он — хороший, она — плохая. Или: она — хорошая, он — плохой. Убежден, они оба были хорошие. Вот только Инструкция, касающаяся полетов на учебных самолетах, не разбирает: кто плох, кто хорош. Она предупреждает. Я просто уверен, что есть нечто, превратившее случайность в закономерность.
Об этом событии шепчутся -не для печати! — многие, близкие к Тюменскому аэроклубу. Но вслух не говорят: вдруг клуб закроют. О клубе думают. Не о погибших. А о тех, кто разбился год назад в Голышманово, уже и не вспоминали. И не вспомнили бы, если бы не новая трагедия.
Новые капли крови в строки, которыми писаны инструкции, видимо, не делают их более убедительными. И опять все думают, что будет с клубом (говорят, что есть инструкция, по которой он должен быть закрыт на достаточно большой срок). Начальники избегают комментариев, никто ничего толком не говорит, хотя их первый долг — собрать пресс-конференцию и объяснить согражданам: что произошло. А это означает одно — неуважаемая нами Инструкция отомстит при первом же удобном случае.
Eще одна тюменская авария, о которой писал «Курьер». Кран упал. Ни ветра, ни бури, ни технической неисправности. Комиссия установила причину в тот же день: в реле ограничителя веса была вставлена спичка. Машина была лишена инстинкта самосохранения. Инструкция нарушена. Человек стал инвалидом.
Молодежная Тюмень взгромоздилась на автомобиль. Кто-нибудь видит, как ездят наши дети? Они каждый день рискуют своей и чужой жизнью. Eзда на красный свет, двойные обгоны, выезд на встречную полосу движения — далеко не полный список шагов, каждый из которых ведет к катастрофе.
На днях у почтамта раздается рев мотора и сразу же визг покрышек на всю улицу. Джип вышвырнуло на тротуар, и он остановился в полуметре от троллейбусной опоры. Из джипа выскочили две девчонки, засуетились, к ним подкатила еще одна машина. Все остались живы, и это было чудо. Потому что следом за джипом-каракатицей от ближайшего светофора уже накатывалась на высокой скорости колонна машин и, представьте себе, какую восхитительную кучу малу собрали бы над собой девочки в джипе! Какую гору кровавого железа!
Что сказать? Eсть правила. Простые, как телеграфный столб. Тот самый столб, на котором когда-то писали — для грамотных — «Не влезай, а то убьет».
Вот и взвесьте: на одной чашке весов, как в случае с краном, — спичка. На другой — человеческая жизнь. А между ними — листок бумаги. Инструкция. Бледный типографский шрифт. Не верьте — это не типографская краска. Это кровь. Чьей она окажется завтра?