«Моя радостная школьная жизнь»
Уверены, многие нынешние подростки и даже младшеклассники подберут к своей школьной жизни какой угодно эпитет, но только не «радостная». Возможно, надо, чтобы после школы прошло лет шестьдесят, или автору публикуемых сегодня воспоминаний действительно повезло?
Я приехала в Тюмень осенью 1947 года в новых кожаных ботинках, не по размеру великих. Шла от вокзала, высоко поднимая ноги, чтоб не запнуться.
История появления этих ботинок длинная и сложная. В конце войны в лесу за нашей псковской деревней были построены лагеря для военнопленных, местные жители на несколько километров от них не могли свободно проходить, все было под охраной. Военнослужащие из охраны могли выходить и выменивали у местных спички, сахар на табак. Мы тоже с мамой выращивали табак, листья сушили и рубили специальным приспособлением — резаком. Мама, уходя на работу, препоручала мне резку табака. Силы в руках не было, и я повисала на ручке резака, как на перекладине, часть листа падала на пол, я его клала в тряпичный мешок. В избе стоял резкий запах, я сильно чихала, глаза слезились и мне было как-то нехорошо. Сколько раз мне приходилось так подпрыгивать возле резака за день, не знаю, но мамино задание выполнялось. На этот табак и были выменяны ботинки. В деревне я их не надевала. Знала, что мы за них рассчитались, но понимала, что эта торговля тайная и нечестная.
Была еще одна покупка, это кроватка для куклы, сделанная из спичек, выглядела она красиво, но у меня не было ни одной куклы, ни одной игрушки, тем более книжек, я не знала ни одной сказки, кроме частушек, что пели женщины в поле или на деревне. Я очень хотела в школу, потому что мама мне часто говорила, что ты там многое узнаешь, и каждую осень я мечтала о школе, которая была от нас далековато -в селе Телегово, где находился сельский совет.
И вот осенью 1948 года, в Тюмени, мечта моя сбылась. Школа N 52 была начальная, принадлежала железной дороге и находилась недалеко от нас, на углу улиц Первомайской и Смоленской.
Я пошла в школу без формы, но в новом платье, сшитом тетей Клавой, без бантов и с тряпичной сумкой вместо портфеля. Сумка мне нравилась, тетя сделала у нее плотное дно, ремень и застежку, цвета она была серого. Во дворе школы было много ребят, были учителя и родители, кругом движение и шум. Вскоре начали выкрикивать название классов с буквами, все разошлись по классам, а я осталась одна во дворе, но не испугалась. Я зашла в здание, по лесенке спустилась вниз, потом по другой поднялась наверх и оказалась в большой круглой комнате, повернулась вправо и… не помню, постучалась ли я в дверь, но ее открыла и увидела большой класс с учениками.
Учительница, повернувшись ко мне, спросила: «Кто ты, девочка?» Я ответила, что пришла в школу, назвала свою фамилию. Учительница посмотрела в журнал и сказала заходить в класс. Она подошла ко мне, взяла за руку — как сейчас помню ее теплую руку! — довела до второй парты среднего ряда и посадила рядом с девочкой.
Так началась моя радостная школьная жизнь. Все мое желание учиться, закрепленное в подкорке мозга, вырвалось стремительно, я познавала все с увлечением, радовалась каждой изученной букве, была потрясена, когда после изучения слогов я стала читать и читала все, что попадало под руки. Хорошо считала, но плохо писала цифру восемь: вначале делала большой кружок, а потом над ним маленький. Валентина Eфимовна, так звали нашу учительницу, взяла мою руку в свою и несколько раз написала эту цифру, я уловила движение ее руки и стала легко писать эту трудную восьмерку.
Оказалось, что Валентина Eфимовна живет в нашем дворе на улице Герцена, только в угловом доме, на втором этаже -с дочерью, работавшей врачом, и внучкой Таней. Довольно часто мы ходили из школы вместе, я помогала Валентине Eфимовне нести стопку тетрадей, она расспрашивала неназойливо о нашей с мамой жизни, и когда узнала, что я хочу читать книжки, дала мне книгу Гайдара «Чук и Гек». Я полюбила Валентину Eфимовну, мне нравилось в ней все: как она говорила и улыбалась, понятно объясняла урок и всех называла по имени. Я обожала даже воротнички на ее платьях!
Я увлеклась чтением и уже в четвертом классе прочитала «Дело Артамоновых», «Детство» и «Мои университеты» Максима Горького, которые обнаружила в шкафу у дяди Андрея.
Училась я на отлично, мою фотографию даже собирались поместить на школьную доску почета, но не случилось. Сказали, что на снимке получилась очень некрасивая девочка. В фотомастерской на рынке я постеснялась посмотреться в зеркало, чтобы поправить бантик и галстук, а фотограф не обратил внимания или подумал, что это вряд ли улучшит мою внешность.
Две другие девочки пошли фотографироваться с мамами в мастерскую рядом с цирком, они были в белых фартучках, с бантами, и фотоснимок был сделан на нежно-зеленом фоне. Их фотографии повесили на доску почета. Этот случай укрепил меня в сознании, что я некрасивая, и я потом долго стеснялась своей внешности, пока не разубедил меня мой муж.
Сейчас же, когда я смотрю на то фото, мне нравится мой острый взгляд и сосредоточенность.
…В нашей школе был парадный вход с красивым крыльцом, которым пользовалась только директор, все остальные входили со двора.
Это было простое деревянное здание с очень большими окнами и красивыми наличниками. На втором этаже размещались четыре класса и большой круглый зал, где мы проводили перемены: взявшись за руки, устраивали хороводы с песнями. Никаких обедов не было, если хотелось пить, то бежали на первый этаж, где стоял бачок с водой, никто не задавался вопросом, кипяченая вода или из колонки, пили из кружки, прикрепленной к бачку. В конце двора была уборная, куда бегали зимой, не надевая пальтишек. Во дворе был большой каменный склад, он занимал всю западную сторону. В ту пору не заостряли внимания о происхождении здания, его истории, все смотрели только вперед. Сейчас известно, что наша школа находилась в доме, когда-то принадлежавшем Николаю Ивановичу Беседных (1860-1938 гг.), известному адвокату, которого за блестяще выигранные громкие дела называли сибирским Плевако. Беседных был гласным городской думы, руководителем партии «Народная свобода», организатором потребительского кооперативного общества, (склад во дворе тоже принадлежал ему). В 1919 году адвокат покинул Тюмень с войсками Колчака, но вскоре вернулся, занимался юридической практикой, но в 1938 году был расстрелян по обвинению в контрреволюционной деятельности: ему вменили в вину организацию банкета в честь колчаковских войск. Николаю Ивановичу было в ту пору уже 77 лет. В семье Беседных было много детей, одна из его дочерей, Мария Николаевна, вышла замуж за Станислава Карнацевича, знаменитого тюменского врача-педиатра.
В 1994 году его дом признан памятником истории и культуры, но в начале XXI века здание бывшей школы фактически снесли, поставили на его месте новодел, но такой добротный и в целом красивый. Подняли фундамент, окна нижнего этажа вышли из земли, восстановили наличники и парадное крыльцо. Вскоре в здании моей бывшей школы открылись питейные заведения. Но я успела сфотографироваться на крыльце до появления их кричащих, аляповатых вывесок.
* Продолжение. Начало читайте в N 36
***
фото: Нам тоже нравится острый взгляд Татьяны Яковлевны;На крыльце школы шестьдесят лет спустя.