Как вы жили, будем знать
Связывать сегодня появление беженцев в Тюмени только с распадом Советского Союза — не совсем верно. Люди, бегущие от войн, голода и произвола, были всегда. Россия вообще немыслима без обездоленных, оскорбленных и гонимых.
Островок России — Харбин
Горько сознавать: движение целых народов вызвано в наши дни не столько вражеским вторжением, сколько внутренними раздорами. Кажется, в России время года — смутное. Тагае же, как после октября 1917 года.
Eще в Тюмени Колокольников хлопотал о временном обустройстве несчастных россиян, согнанных с родных мест революцией и гражданской войной. А летом 1919 года при приближении к городу красных Виктор Иванович, предугадав путь отступления,, колчаковцев, уехал во Владивосток и создал там «Беженский комитет».
Директор Тюменского коммерческого училища никогда не занимался политикой, хотя и избирался в городскую думу. Для него не имели значения классовые, имущественные, национальные и религиозные различия [беженцев. Он видел в них людей: затравленных, голодных, Цельных, потерявших всякую Веру, Надежду. Любовь.
На краю России для гуманиста из Тюмени были одинаковы и бежавшие от большевистского режима, и спасавшиеся от беспредела казачьих атаманов Семенюка и Калмыкова.
Такую «политическую неразборчивость» председателю «Беженского комитета» не раз с раздражением пеняли временные правители российской восточной окраины: от спичечных фабрикантов братьев Меркуловых до «земского воеводы» Дитерихса.
Пришлось Виктору Ивановичу самому бежать от них в 1921 году в Японию, заняться там преподавательской и научной деятельностью.
Почему же через два года при неплохом заработке и знании трех иностранных языков он оставил университет в Иокогаме и перебрался в неспокойную Маньчжурию — в Харбин? Чтобы понять причины странного по нынешним меркам поступка, надо хотя бы в общих чертах представлять политическую обстановку на Дальнем Востоке после октября 1922 года.
Тогда там перестало существовать белое движение. Каппелевские корпуса генералов Вержбицкого. Бородина и Молчанова перешли границу и сдали оружие китайским властям. Другие остатки белых армий и их семьи отплыли в Китай из Владивостока на 30 наспех собранных кораблях.
Так образовалась дальневосточная 250-тысячная российская эмиграция. Большая часть беженцев (около 1 50тыс.) осела в главном городе Маньчжурии — Харбине.
Сейчас мало кто знает: этот город с китайским названием был русским. Как и построенная Россией в 1903 году Китайская Восточная железная дорога (общая протяженность свыше 2500 км). «Коридор» вдоль КВЖД стал своеобразным «государством в государстве», где действовали российские законы, суд, администрация, полиция, железнодорожная охрана, огромный штат русских служащих, начиная с управляющего дорогой генерала Хорвата, кончая последним стрелочником.
Этот «мир» делился на две части: на Харбин и на «линию». В Харбине — главное железнодорожное собрание, русская и украинская драма и опера, цирк, кинематограф, кафешантаны. Жизнь в нем, по свидетельству очевидцев, кипела ключом!
Русские железнодорожники на «линии» также находились в завидных условиях. Хорошее жалованье, казенные квартиры, всевозможные привилегии. Край был богат зверьем, птицей, рыбой, хлебом. Мясо там закупалось не фунтами, а пудами или тушами. Погреба заполнялись всевозможными копчениями, варениями и солениями. Даже далекая германская война (рабочих и служащих КВЖД на фронт не брали), а затем и близкая гражданская междоусобица не изменили размеренного уклада жизни.
И вот этот благополучный, безмятежный мир грубо нарушили непрошеные гости — потерпевшие военное поражение белогвардейцы и беженцы. Перед ними предстал будто островок нетронутой России: изобилующие товарами магазины, толстые газеты, иллюминация в парках, колокольный звон, улицы, как где-нибудь в Туле, Воронеже или Тюмени, — Мостовая, Спасская, Почтовая…
Этому российскому городу судьбой было уготовано стать эмигрантским. Однако старожилы Маньчжурии недоброжелательно относились к военнослужащим и их семьям. Безденежье и безработица ждали их на чужбине.
Разве мог Колокольников бросить своих соотечественников в тяжелую для них годину? На свои сбережения он организовал в Харбине второй (заграничный) «Беженский комитет» и возглавлял его бессменно до 1935 года.
Не будет преувеличением: Виктор Иванович спас от смерти, духовной и культурной деградации десятки тысяч россиян.
И еще: благодаря подвижничеству Колокольникова и его друзей рядовая дальневосточная эмиграция проявила, по словам малоизвестного у нас русского писателя Петра Балакшина, «поразительную жизнеспособность и приспособляемость к борьбе за существование и выход на прочные экономические берега».
На гребне эмигрантской волны в Харбине появились новые предприятия, рестораны, артели кустарей, комиссионные магазины, мастерские, конторы по спросу и предложению, автотакси, многочисленные забегаловки с горячей едой и дешевой водкой.
В театрах шли «Свадьба Кречинского» и «Ревизор», со сцены пел Шаляпин, в цирке давал представления Дуров.
Открылись институты: юридический, медицинский, политехнический, педагогический, ориентальных (восточных) и коммерческих наук.
Выходили десятки газет. Поэты-эмигранты печатали свои книжки, в которых именовали Харбин дальневосточным Парижем.
Там действовало множество российских общественных, политических, военных и профессиональных организаций. Харбин стал международным центром политических игр, авантюр и шпионажа, где «свили гнезда» многие разведки, в том числе и иностранный отдел ОГПУ.
В такой атмосфере заниматься благотворительностью, не пресмыкаясь перед разнополярными враждебными силами, было непросто. Но Колокольников сумел подняться над политической суетой. Eго заботы — решение ежедневных житейских проблем простых, не искушенных в интригах эмигрантов. Не случайно «Беженский комитет» превратился в начале 30-х годов в авторитетное и достаточно независимое общественное движение, включившее в свое правление представителей почти всех эмигрантских организаций. Кроме фашистских и семеновских, на которые ставили японцы, захватившие в феврале 1932 года Харбин.
Через два года они распустили возглавляемый Колокольниковым «Комитет помощи русским беженцам», а для контроля за россиянами создали «Бюро по делам российских эмигрантов» (БРЭМ).
Дело № 12594
Почти каждый россиянин, оказавшийся в Маньчжурии, был зарегистрирован в БРЭМ. Без согласия бюро он не мог устроиться на работу или получить пособие. Через БРЭМ японская военная миссия (ЯВМ) в Харбине следила за «неблагонадежными» эмигрантами. Виктор Иванович Колокольников — директор 1 — го Русского реального училища и профессор Северо-Маньчжурского университета не стал в этом отношении исключением.
В сентябре 1937 года осведомители БРЭМ донесли о совещании на даче за рекой Сунгари и возникновении «нового блока», направленного против «бюро», фашистов и семеновцев. Среди перечисленных (3 донесении участников этого совещания — прогрессивных политических деятелей, крупных коммерсантов, военных, журналистов и ученых — назван Колокольников.
«Новый блок» принял программу: «…полная реорганизация БРЭМ, удаление из его руководства фашистов, семеновцев и чинов «Российского общевоинского союза» (РОВС)».
Японцев предупредили: «Только при выполнении этих требований рядовая эмиграция будет работать с японской военной миссией…»
Это вовсе не значило, что Колокольников и его сторонники заняли прокоммунистические и просоветские позиции. Ито, что японцы закрыли фашистскую печать и запретили Российскую фашистскую партию (РФП) отнюдь не их заслуга. А появление «нового блока» лишь ускорило этот процесс.
Виктор Иванович проповедовал идею мирного, ненасильственного воссоединения россиян на основе исторической национальной духовности и культуры. Но сам не смог возвратиться на Родину.
3 апреля 1941 года все эмигрантские газеты в Харбине поместили некролог: «Вчера в 11 -00 утра в монастырской больнице после продолжительной и тяжкой болезни скончался В.И.Колокольников. Весть о кончине быстро разнеслась по городу…»
У него не было семьи. Но у Свято-Николаевского собора, где прошло отпевание и погребение, стоял с непокрытой головой, казалось, весь русский Харбин: преподаватели и студенты университета, институтов и училищ, друзья и знакомые… Все россияне, спасенные этим большим гуманистом от смерти и бесчестия…
Газетная вырезка о похоронах профессора Колокольникова легла последним листом, как могильной плитой, в «брэмовское дело N12594».
После разгрома императорской Японии в 1945 году все материалы о дальневосточной российской эмиграции спрятали в архиве Хабаровского КГБ. Окончательный распад русской колонии в Харбине завершился в 50-е годы, после передачи железной дороги Китаю.
Сколько раз на недавних сессиях Верховного Совета Российской Федерации бушевали страсти о судьбе Черноморского флота и Крымского полуострова, который Хрущев присоединил в 1954 году за «просто так» к Украине. Некоторые депутаты чуть ли не призывали в политическом экстазе «воевать Крым». Схватиться с братьями-славянами — ничего себе дожили!..
И никто из народных избранников не вспомнил: в 1955 году тот же Хрущев и так же безвозмездно отдал коммунисту Мао Цзедуну принадлежавшие России КВЖД с ее «полосой отчуждения» и военно-морские базы Дальний и Порт-Артур, которые, как и Севастополь, являются символами русской ратной славы.
Забыл: одно условие перед Мао за такой подарок все-таки поставили — снести памятник генералу Владимиру Каппелю. После смерти от воспаления легких 26 января 1920 года, гроб с его телом белые офицеры пронесли от Байкала через тысячекилометровую тайгу до алтаря Иверской церкви в Харбине.
Сегодня к этом городе только старинные улицы, дома и набережная Сунгари напоминают о его русском происхождении. Из двух десятков православных храмов и монастырей осталась единственная церковь, где еще теплятся лампадки в память о погибшем белом воинстве.
Будто предвидел все это питомец Колокольникова, выдающийся поэт русского зарубежья Арсений Несмелов:
Милый город строг и строен,
Будет день такой,
Что не вспомнят, что построен
Русской ты рукой…
И в Тюмени немногие скажут, кто построил 80 лет назад белокаменное здание на Затюменском мысу. Сейчас здесь инженерно-строительный институт. А раньше поочередно размещались автодорожный техникум, госпиталь, обком ВКП(б) и облисполком, школа-интернат… Но до сих пор нет на этом доме скромной дощечки с именем его основателя — купца, просветителя и патриота Виктора Ивановича Колокольникова. Не прочесть о нем и в книгах о Тюмени.
В таком забвении не хочется винить никого. Даже тех, кто скрыл нашу историю в бестолковых спецхранах.
Ведь никогда не поздно исправить ошибки. Даже чужие.
Автор благодарит работниц тюменских музеев «Городская Дума» и «Дом-усадьба Колокольниковых» В. Н.Аксюту и Л.А.Типикину за помощь в работе над очерком.