Обида
«Для обиженного человека солнце светит темнее лучины»
(старинная пословица).
«Для обиженного человека солнце светит темнее лучины» (старинная пословица).
Со стариком познакомился я на автобусной остановке.
Eдинственное достоинство долгих ожиданий — это вынужденные поиски собеседника. В наше некоммуникабельное время поиск может увенчаться успехом только здесь, не считая митингов и застолья. Но там беседы чреваты осложнениями. Или печень себе повредишь, или ребра — тебе.
А здесь никаких обязательств. Как в исповедальне католического храма. Облегчил душу — и уезжай.
В старике клокотала обида. Она прорывалась наружу бессвязным бормотанием под нос. Но вот бормотание перешло в осмысленную речь — старик заметил меня.
— Что делается! А!? Раньше ответ на письмо за семь ден приходил. А нонче семь месяцев жду… ни ответа ни привета.
— Какой ответ? Одного вопроса оказалось достаточно. Словно по одной-единственной разведочной пробуренной скважине вся лава излилась наружу. Обиду или горе держать в себе — значит свершать акт самосожжения, это я понял однозначно.
Старик был ветераном. Служил в 46-ом на финской границе, где опасность потерять жизнь долго сохранялась и после победного салюта. Беда старика заключалась в том, что когда-то кем-то не была сделана необходимая запись в документе, и теперь он вступил в долгую переписку не то с архивом, не то с госпиталем, чтобы представить свидетельства для ВТЭКа.
— Кормежка тогда была хреновая. И как-то съел я сметаны банку, -рассказывал неожиданный собеседник. — А после тощего солдатского харча жирное — смерть. А сметана добрая попалась. Мне одна вдова дала — я у ей печку сложил. Съел — и лег пластом. Лежу и корчусь, кончаюсь, значит. И никто не может ничего сделать. И тут…
Старик выпрямился и торжественно отчеканил:
— Случись, генерал проезжал! Вы что, говорит, солдата уморить захотели!? Почему в госпиталь не доставили до сих пор? Комбат оправдывается, дескать, машины сейчас нет, то да се… А генерал достает пистолет и говорит: я, говорит, сейчас своей рукой всех здесь положу за солдата!
Старик остановился. В его глазах стояли слезы. Лицо его светилось от восторга. Eго морщины разгладились, и весь он как-то помолодел.
— Веришь? На легковой машине доставили меня в госпиталь, и месяц, слышь ты, весь персонал вокруг меня на цыпочках ходил, будто коло какой-то важной птицы!..
Все время думаю об этом нечаянном разговоре на остановке, и почему-то слезы подступают к глазам и больно сжимается горло… Вспоминаю своего деда, которого не видел ни разу, потому что он был убит в Минске уже после победы местными националистами или бандитами. Осталась моя бабушка вдовой с тремя дочерьми без помощи и поддержки. Вспоминаю «вечнозеленого» (от водки) отчима, при которым росли мы с братом фактически без доброй и надежной отцовской руки.
Вспоминаю стариков, которые добром поминают сталинские времена, когда великий «отец народов» ласкал и наказывал так, что слезы восторга перемешаны .с кровью. Неужели их восторг простил кровь?
Великий Фрейд в научных работах о сущности религии утверждает, что в душе у каждого человека до гробовой доски живет чувство ребенка, нуждающегося в строгом и справедливом отце.
Все мы, наверное, втайне мечтаем о строгом генерале, который заступился бы за нас перед обидчиками.
Сегодня, когда приходят в страну рыночные отношения и в борьбе за выживание возникают иллюзии, будто никто никому не нужен, люди, облеченные властью и правом, должны крепко помнить, что могут сделать обиды, накопленные в сердцах простых людей. Меняются цвет знамен и письмена на знаменах, но не дай Бог кому-то смыть с них слова «справедливость» и «милосердие»! Тогда знамена превращаются в карнавальные тряпки, которыми моют полы в солдатских борделях после празднества.
После празднества, посвященного приходу очередного Отца, ожидание которого живет в каждом сердце…