За кирпичной стеной
«Когда б вы знали, из какого сора…»
А. Ахматова
Я шла поклониться Актрисе, чье имя для меня — часть истории моего любимого театра. Я не думала удивляться. Но ошеломление произошло, как укол шпагой. Остро и больно.
Наше путешествие личностей в зарослях века, похоже, закончилось весьма плачевно. Личность в поисках спасения своего драгоценного «я» то и дело приходит к нравственному тупику. Асимметрия стен и дороги души — все соизмеримо где-то в подсознании, — будничными глазами можно увидеть лишь сумерки. Вечные серые тюменские сумерки. Как это похоже на старый сценический холщовый занавес с выцветшим небом…
Здесь — другое. Вольная постановка В. Кузьмина, ветром пролетевшая по Дворцу геологов, стала событием.
О жалости, о нежности, о Любви. Не о идиотском чувстве хромосомного уровня, а о том неузнанно-космическом, эквивалента которому так и не находится…
Спектакль стал тем альтернативным событием 3 подозрительно благополучной театральной жизни, которая вдруг начала произрастать на нескольких тюменских сценах, — «все хорошо, прекрасная маркиза…» — о пустующих подмостках, о тоскующих по настоящей работе талантливых актерах — не вовремя, некстати, не к месту… Не похожа ли праздная такая жизнь на прозябание более незавидное, чем жизнь этого несчастного, у которого все-таки просияла кометой яркая вспышка любви?
Без ложных артистических изысков, спектакль решен в довольно аскетической манере, воспринять которую помогли сдержанно-экспрессивные декорации Андрея Шадрина (я не оговорилась, употребив столь странный эпитет — ощущение двойственности, разорванности исходит из самой концепции спектакля, из пьесы с жестким названием «Рогатка». Ружье, висящее на стене, как известно, выстреливает, пусть в финале. Выстрел произошел. В самое сердце. Не женщина отвергнута этим инвалидом души. Это была попытка самореабилитации. Найти ту несуществующую ступеньку в лестнице, после которой уже — только в небо, откинув костыли.
… Немного мешали обычные театральные шероховатости первых неопробованных спектаклей: освещенный проем рабочей двери в глубине сцены, плохо спрятанный кулисами, две-три не оправданные никакими позами и жестами явно проходные сцены, пистолет, высвечивающий вместо актера или его тени, — швы на легком заднике… Но это не о том.
Простите нас, Галина! (Галина Безбородова работает руководителем детской студии Дворца творчества. — Ред.) Замечательная актриса, которой так редко достается драматический материал. Простите нас за несыгранные роли. За неподаренные цветы. Но в чьем-то сердце, уверяю Вас, они уже цветут…
О, неизвестные актеры! Вас помнят дольше, чем вы думаете. Вас любят, вопреки, быть может, вашим собственным представлениям о самих себе. Надеются на ваше искусство больше, чем это возможно себе вообразить, ибо надеяться в жизни, кроме как на Искусство, не на что…
…Для Василия Лазарева роль Ильи — несомненный взлет. И бесстрашие. Сама постановка оказалась новой пощечиной — только не общественному, а обчественному вкусу. Да, я предпочла бы французский текст — нарочито низкий стиль пьесы даже небесное музыкальное сопровождение соавтора постановки Андрея Павлычева не могло возвысить до шедевра. Речь в нашем обществе, а равно и в театре, забита и униженна. Безмолвные сцены с прозрачным зеленым шариком — этой беззащитной каплей детства в монстровом урбанизме века — более выразительны.
…Залить слезами трещины души.
Омыть росой скрипучие колеса.
Оставить утру несколько вопросов
И, растворясь в отчаянном «не жить»,
Решить все окончательно и просто.
…Пожар любви бессмысленно тушить…