Размышление «о властех»
Среди молитв есть и такая: «О властех…». О властях, стало быть…
Когда я был очень молодым человеком, я всерьез полагал, что большие руководители обязательно имеют гуманитарное образование. И очень удивился, узнав, что тот — технарь, и другой — технарь, а третий — из офицеров, а четвертый — аграрий… Гуманитарий же был обречен на вторые и третьи роли. Он «занимался идеологическим обеспечением».
О профессиональных качествах, об эффективности руководства, подкованного на такой манер, каждый из нас способен судить самостоятельно. Особенно если оглянуться на наши успехи в промышленности, в сельском хозяйстве, в военном деле последних пятнадцати лет.
Но более всего мы потеряли из-за такого отбора как раз в плане человеческом. Ибо большинство руководителей тех лет, да и в сегодняшние времена тоже были совершенно неразвиты в области чувств. Неспособны были понять, пожалеть, сочувствовать, сострадать. Не родственнику, недругу, а просто рядовому гражданину, просто человеку.
Читаю и не могу понять: что происходит с беженцами? Почему, например, этнические русские, уроженцы этой земли, волею партийной геополитики оказавшиеся где-нибудь в Центральной Азии, не могут, не имеют права вернуться? Почему самые высокие наши руководители не сострадают им?
Денег нет, скажете вы. Но для сострадания сначала не деньги нужны. Для сострадания сначала нужны чувства, нужно иметь сердце. А после этого уже ищут деньги, участки земли, подыскивают работу.
Вы еще помните Эллу Памфилову? Она занималась социальными вопросами еще в первом ельцинском правительстве. Мне кажется, она была честным и сострадающим министром. Надо ли удивляться, что такие, как Элла Памфилова, из правительства уходят, а такие, как Борис Миронов, «официальный фашист правительства», в него приходят? И потребовался сеанс полного духовного стриптиза в поездке по провинции, чтобы его от правительства отставили.
Может быть, я не прав? Может быть, политику нужны не чувства, а стальные канаты вместо нервов? Не знаю, но когда президент Франсуа Миттеран, в восемьдесят лет, возглавляет в Париже антифашистскую демонстрацию, я горжусь такой страной и таким президентом. Когда в августе 1991 года на траурном митинге на Манежной площади Борис Eльцин сказал: «Простите, мальчики, своего президента, который вас не уберег», я тоже гордился им.
Но когда человека лишают всех прав на земле его отцов, когда местные начальники где-то в Калужской области через суд отнимают у беженцев из воюющего Таджикистана предоставленную им землю, уверяя, что все это делается «в интересах местного населения», а правительство ни шьет, ни порет, — можно ли восторгаться его спокойным сном и стальными нервами?
За тридцать лет работы в Тюменской области я повидал тысячи начальников. Нет, большинство из них в такой слабости, как сострадание, как жалость, замечены не были. Никогда не забуду, как один из них, ныне покойный (потому и фамилию не хочу назвать), рассказывал о себе.
Был он председателем горисполкома на юге области. Пришла женщина с маленьким ребенком на прием просить жилье. Eстественно, жилья нет, она настаивает, он отказывает. Тогда женщина срывается в истерику, кладет ребенка ему на письменный стол й поворачивается к дверям…
— Хотела взять на испуг, — продолжал мой герой. — Но не на такого напала. «Иди, — говорю, — ребеночка в приют сдадим!»… Что вы думаете, — он довольно откидывался на стуле. — Забрала малыша, забрала…
Он был горд: показал силу власти. А на самом деле он показал свою беспомощность и беспомощность власти. Помочь не мог и пожалеть не мог.
Сегодня, я знаю, есть уже и другие. Немного, но есть. Не всегда у них есть в достатке то, за чем приходят люди. Но они способны сочувствовать. А если есть сочувствие, то они постараются найти и чем помочь. Мне многие не поверят, но воспитание чувств более всего необходимо человеку, облеченному властными полномочиями.
Вот за такую власть я готов поддержать молитву «о властех».