Интервью с красивой женщиной об опасных преступлениях
Помните старый-престарый анекдот: когда спорят русский с американцем, в какой стране лучше, в какой хуже. Русский, исчерпав все аргументы, бросает «последнюю гранату» — а у вас негров вешают…
Так вот, не вешают. Более того, само слово «негр» считается в обществе неприличным. Запретным. Нас представители Агентства международного развития специально предупреждали, чтобы мы как-нибудь случайно не ляпнули его. Говорить надо — черный, афро-американец…
Признаюсь, у меня однажды в магазине вырвалось это слово, и я увидел, как сразу несколько голов повернулось в мою сторону, словно бы я сделал что-то такое…
Ни в Вашингтоне, ни в Балтиморе, ни на Юге мы не встретили следов былой сегрегации. Мы — не встретили, подчеркиваю. В южном штате Луизиана телевизионным шестым каналом руководит афро-американец, а радиостанцией «Дабл-ю — дабл-ю- эл» (WWL) — белый. В университете Дилларда, который нас принимал, почти все студенты, как говорят, по традиции, чернокожие. Ведомые по Новому Орлеану то чернокожим гигантом Гилбертом Рошоном, то его женою Патрицией, мы входили во все двери, и за всеми дверями Рошонов встречали улыбки.
Конечно, среди бездомных в Лафайет-сквере, напротив Белого дома, черные составляют подавляющее большинство, но и среди агентов секьюрити в конгрессе, и в том же Белом доме — тоже.
Мы разговаривали с офицером ФБР Джимом Муди, белым. Мы встречались с бывшим заместителем генерального прокурора США Грэйс Чен, она — кореянка. А в течение пяти дней, что мы работали с балтиморской полицией, нам сопутствовала заместитель прокурора штата Мэриленд Шэрон Мэй. Красивая афро-американка.
Во вступительно слове Шэрон упомянула, что ее специальность — половые преступления. Сама по себе ситуация мне показалась достаточно острой, и я попросил об интервью.
Итак, интервью с красивой женщиной о сексуальных преступлениях.
Сначала — о жертвах преступлений.
— Правда, — говорила Шэрон, — я часто употребляю местоимение «она», когда речь идет о жертве, и «он» — о подсудимом. Но бывает и наоборот. Правда, очень редко. Мужчины, по-моему, просто стыдятся признаться, что они оказались жертвами.
— Но газеты утверждают, что в последнее время возникли новые повороты в делах о «сексуальных преступлениях». Когда в роли истца и ответчика выступают супруги. Получается, что суд вмешивается в личную жизнь, которая охраняется законом?
— Суд имеет такое право. Я однажды вела такое дело. Жена только что пришла из больницы, а ее фактический муж, который появляется дома лишь бы переспать, принуждает ее… И она обращается в суд… Необычное, правда, дело? Но мне удалось ее убедить, что это дело не стоит выносить на суд присяжных.
Американская практика подобных дел нашему читателю больше известна по скандалам, касающимся то убийств в семьях, то членовредительства (одно из таких нынешним летом широко комментировалась нашей игривой печатью). В газетах США — тем более.
Шэрон же занимается делами негромкими, но ежедневными. Насилиями над детьми. Насилиями в тюрьмах (это тоже стало частью российской жизни). Насколько можно судить, с этой практикой у нас просто смирились и даже используют как меру воздействия на непокорных.
— Eсли такой акт происходит в тюрьме, — серьезно ответствует Шэрон, — то есть два пути. Когда заключенный обращается в прокуратуру. Может сделать это и прокурор по своему усмотрению, если к нам поступают такие дела. В остальных случаях, если в тюрьме происходит насилие, — меры принимает администрация тюрьмы.
— Можно ли насильственным путем, т.е. судом, исправить сексуальную природу человека? Может быть, избавить его от стремления к насилию?
(Я рассказываю Шэрон о публиковавшемся у нас романе Станислава Лема «Возвращение со звезд». В целях борьбы с насилием все человечество поголовно подвергается специальной процедуре… И для продолжения рода человеческого партнер должен принимать специальное средство, пробуждающее древние инстинкты).
— Кто совершает сексуальные преступления? Eсть те, кто насилует детей. Как у вас Чикатило. Психиатры утверждают, что их вылечить нельзя. Курс лечения — психологический, медикаментозный — можно использовать для контроля, но не для исправления. В Балтиморе, в университете Дж. Хопкинса, работает в этом направлении доктор Берлин. Но люди, которые употребляют эти лекарства, знают, сколько можно принять, чтобы не утратить своих… способностей. В клинике доктора Берлина был случай, когда больной вышел из клиники, напал на ребенка и снова вернулся — продолжать лечение. Психологи говорят, что это лечение дает очень высокий процент рецидива.
Надо помнить, что в насилии главным для преступника является не секс, а власть. Доминация над другим человеком. Но совершающий такие преступления сознает, что надо себя контролировать… На того, кто в пьяном виде совершил насилие, повлияет тюрьма, судебный приговор. А на других — нет. Здесь нужны другие методы, правда, мы не знаем, какие…
— Наверное, в таких процессах вы видите себя как бы защитницей всех униженных и обиженных женщин?
— Совсем не так. В суде я представляю не женщин, а всех граждан Балтимора. Более того, я не хочу думать, что мои гормоны играют здесь какую-то роль. Я хочу, чтобы меня воспринимали только как прокурора.
— Я понимаю ваше желание — оказаться выше природы. Не представим… Два прокурора ведут дело в суде. Одна такая же красивая, как вы. Другая, скажем… дурнушка. Чье слово сильнее подействует на присяжных, от ощущений которых, в принципе, и зависит решение суда? Причем когда вы говорите, говорите эмоционально, взываете к уму и чувствам присяжных, разве не ваши гормоны окрашивают ваш голос?
— Может быть. Но… Но все равно — мне не нравится, когда меня воспринимают только как женщину. Однажды я поддерживала обвинение и адвокат дал мне почувствовать свое отношение: я — черная баба, а он — мужчина и белый… Eсли бы я была мужчиной, я бы его побила. Но единственное, что я могла сделать, — это победить его в состязании «обвинение и защита». И я победила.
Мы уже заканчивали интервью, и подошел муж Шэрон, тоже юрист. Он услышал ее последние слова, выпрямился во весь свой немалый рост и сказал:
— Зато я выше ростом и старше.
— А лучший юрист из вас, конечно, Шэрон? — спросил я.
— Конечно, — согласился он.
На снимке: Шэрон Мэй, заместитель прокурора города Балтимор.