Ошибка Прутикова
Юмореска
Лет тридцать его знаю. И все это время он обладал «талантом», равного которому, мне казалось, трудно найти.
Помню, в детском саду у нас воспитательница была, Пелагея Ивановна. Зануда! Житья от ее нравоучений не было: то нельзя, другое нельзя, это хорошо, а вот это плохо… Шурик ей однажды и говорит: «Шла бы ты домой, Пенелопа! Мы тут сами без тебя управимся».
Пелагея Ивановна, представьте, разрыдалась и уволилась. Вот радости было!
В школе у Шуры с немецким не ладилось. Ну не проворачивался язык, узлом завязывался. «Немка» молоденькая, только из института. Заглянет в журнал, вызовет: «Прутиков, к доске!» А Шура, не вставая с Места, заявляет:
— Сама корчись у своей доски. А мне Гете переводить надо! — и продолжает чертиков на учебнике рисовать.
— Хам! Грубиян! — так на него в учительской мамаша кричала. -И в кого ты такой уродился?
— Гены, наследственность… -не моргнув глазом отвечал Шура.
Мы в Прутиковедуши не чаяли. Шура был кумиром. Многие пытались ему подражать, но выдерживали до первой порки. «Талант» Прутикова процветал и оставался вне всякой конкуренции.
…И вот прошло много лет. Захожу я как-то в магазин. Мое внимание привлек шум возле кассы. Подхожу ближе, вижу: молодая симпатичная кассирша препирается с мужчиной-покупателем. Из-за чего сыр-бор разгорелся, неясно, только уступать оба не желают. Вокруг толпа болельщиков.
— Катись, откуда пришел, — веско говорит кассирша. — Видишь, занята я, — а сама «Моду» листает.
— Дайте жалобную книгу! — настойчиво требует мужчина.
— Счас, разбежалась! Ишь, чего захотел!
— Грубиянка! — срывается на фальцет покупатель. — И откуда такие берутся!
— С вами поработаешь — совсем озвереешь, — хладнокровно парирует она, затем советует: -Знаешь что, ступай-ка ты… — И добавляет такое, что толпа всплескивает руками.
Мужчина бледнеет и медленно оседает на пол. Я бросаюсь к нему и… узнаю Шуру Прутикова. В толпе раздаются возгласы: «Скорую»! Позвоните в «Скорую»!
— Да это у него счас пройдет, -выплевывая жвачку, заверяет кассирша. — Вон, очухался уже…
Прутиков открывает глаза, с трудом поднимается. Под любопытными взглядами я вывожу Александра Петровича на улицу.
— Что же ты, а? — сочувственно говорю. — Себя не бережешь нисколько. Ведь эту махровую нахалку все равно не переспорить.
— Это моя жена, — придерживая рукой сердце, выдыхает Александр Петрович. Потом грустно смотрит на меня и тихо, с завистью, говорит: — Талантливая женщина! Я совершил большую ошибку, отпустив ее работать в торговую сеть. Жена очень быстро заткнула меня за пояс. Она превзошла меня в грубости и нахальстве. Теперь я никто. Вернуть ее уважение можно, лишь победив в подобной публичной перепалке. Но ты сам видишь — у нее такая практика!..
Прутиков горестно вздыхает и, обреченно махнув рукой, уходит не попрощавшись. Растерянный и жалкий.
***
фото: