Лида
Юмореска
Настроение рядового Колокольчикова с каждым днем вызывало все большую тревогу и озабоченность товарищей по службе. Явных причин для этого вроде и не было: службу Виктор Колокольчиков нес исправно, всюду успевал, был вежлив и предупредителен. Вот только грустил. И тоже, казалось, без повода. В редкие свободные часы солдаты читали, смотрели телевизор, занимались в спортзале, писали письма. А Колокольчиков, бывало, подойдет к казарменному окну и стоит, и смотрит куда-то вдаль, и думает, думает о чем-то, а глаза полны грусти и необъяснимой печали.
— Так уж и «необъяснимой»! — фыркнул однажды ефрейтор Ладушкин, ехидный, но весьма наблюдательный малый. — А вы заметили, что письма наш застенчивый друг получает только из дома, от матери да от сестры, из Тьмутаракани? Напрашивается вывод: грустит Колокольчик по любимой девушке или, что тоже логично, по ее отсутствию.
— Точно! — встрепенулся младший сержант Солодкин, земляк Виктора Колокольчикова. — Не успел Витька на гражданке девчонкой обзавестись, все книжки читал и стишки кропал…
— Тогда есть идея! — хитровато прищурился Ладушкин. Однако никто его слова всерьез не воспринял: мало ли чего балаболка Ладушкин вслух ляпнет.
С очередной почтой на имя Колокольчикова пришло сразу три письма: от матери, сестры и… «Здравствуйте, Виктор! — писала Колокольчикову какая-то девушка. — Меня зовут Лида. Вы меня, конечно, не знаете. А я вас видела однажды в городе, когда вы в часть возвращались. Вы такой симпатичный и грустный, как Печорин. Я вас сразу из всех ваших друзей выделила, хотя одеты всё солдаты одинаково. Даже форма вам к лицу…»
На Колокольчикова письмо произвело потрясающее впечатление. Виктор постоянно носил его во внутреннем кармане, время от времени доставал и перечитывал.
А письма от Лиды продолжали приходить. В тумбочке, возле кровати Колокольчикова, появились томики стихов. Поэты были разные, но писали они об одном — о любви. Во сне Колокольчиков блаженно улыбался и шевелил губами, словно продолжал с загадочной незнакомкой нескончаемый разговор. В казарменное окно Виктор по-прежнему смотрел подолгу, но выражение его глаз сменилось — в них теперь светилось нечто мечтательное.
— Во дает! — откровенно потешался за его спиной Ладушкин. — Наш чудак, кажись, влюбился! Ой не могу!
Все молчали, догадавшись о коварной проделке ефрейтора, но не знали, что предпринять. Наконец младший сержант Солодкин не выдержал. Он подошел к Колокольчикову и честно, с нотками трагизма, рассказал о том, что никакой Лиды не существует, а письма от нее — дело рук и фантазии придурка Ладушки- на.
Колокольчиков выслушал земляка спокойно, с идиотской улыбкой.
В субботу он взял увольнительную, вышел в город. В кассе кинотеатра купил два билета на фильм, названия которого даже не прочел на афише. Потом долго стоял на освещенной площадке перед входом и наблюдал, как кружатся в свете уличных фонарей разноцветные снежинки.
— У вас нет лишнего билетика?
— услышал он совсем рядом мелодичный голос. Обернулся и увидел миловидное девичье лицо, до боли знакомое.
— Как вас зовут? — тихо, словно боясь вспугнуть сказочное видение, спросил Колокольчиков.
Девушка улыбнулась. В ее серых, обрамленных черными пушистыми ресницами глазах Колокольчиков увидел отражение киноафиш, светящиеся неоновыми огнями вечерние улицы, порхающие разноцветные снежинки… И еще что-то такое, отчего радостно дрогнуло сердце.
— Лида.