Гильза
Рассказ
Историю эту в конце 70-х годов рассказал мне очевидец событий. Имена и фамилии героев, а также кличка собаки оставлены без изменений.
Третий день войны обрушил на Аркадия Смирнова четыре танковые атаки и смерть лучшего друга, Игнатия Вавилова, бесшабашного парня. Аркадий видел, как черный от гари фашистский танк подмял под себя заваленное набок орудие и устремился прямо к Их траншее. Какой-то безумец выпрыгнул изсоседнего окопа со связкой гранат и, пригнувшись, побежал наперерез танку. Аркадий узнал в солдате Игнатия. Со стороны танка раздалась пулеметная очередь. Почти в то же мгновение прогрохотал мощный взрыв — Игнатий сумел-таки бросить гранаты.
Среди груды исковерканного металла он лежал, широко раскинувшись, словно потягиваясь, а на лице застыла такая знакомая печальная улыбка. Аркадий после боя долго всматривался в лицо друга, будто пытался понять улыбку. С того дня он постоянно о чем-то думал в коротких перерывах между боями. Прикрывать отступавших всегда напрашивался сам и уходил с позиций, расстреляв все патроны, кроме последнего.
Даже среди усталых, измотанных отступлениями солдат, не любивших попусту тратить время на разговоры, Смирнов прослыл молчуном. Никто в батальоне уже не удивлялся тому, что несколько скупых слов он адресовал лишь Гильзе, крохотному щенку, подобранному Игнатием Вавиловым на одной из дорог в первый день войны. Поражались одному: как удавалось солдату уберечь этот зыбкий комочек шерсти среди пламени и взрывов, постоянных атак и рукопашных схваток, среди кромешного ада войны.
Но Гильза жила и с каждым днем требовала все большую порцию каши, в то время как солдатский паек Смирнова оставался прежним. Кончилось тем, что повар, увидевший однажды, как Аркадий делит свою порцию и кормит собаку, подошел и сказал:
— Давай, Яковлич, второй котелок. Буду иметь твою Гильзу в виду, не помирать же вам обоим с голоду…
Смирнов дольше обычного задержался взглядом на поваре, протянул котелок и, присев на корточки, долго смотрел, как Гильза поглощала сдобренную тушенкой ароматную кашу, как пухли и становились круглыми собачьи бока.
***
Осенью сорок третьего батальон, в котором воевал Смирнов, попал в окружение. Немцы, окончательно озверев от неудач, стремились во что бы то ни стало уничтожить небольшую группировку, используя все средства. После ожесточенного артобстрела они предприняли серию отчаянных атак. Во время одной из них Смирнова ранило в плечо. Наскоро сделав перевязку, Аркадий снова взялся было за автомат, но его приподняло взрывной волной и бросило на бруствер небольшого окопчика.
Очнулся, ощутив на лице влажный и шершавый язык Гильзы. С трудом открыл глаза, голова раскалывалась от гула. Попробовал подняться — и чуть не задохнулся от дикой, пронзившей тело насквозь, боли. Снова зияющая бездна поглотила сознание. Вторично открыв глаза, Аркадий увидел прямо перед собой продолговатое, неестественно большое лицо немца, что-то говорившего стоявшему рядом офицеру. Тот небрежно махнул рукой и направил на Аркадия пистолет.
Вместо выстрела раздался хрип. Молчаливой тенью мелькнуло в воздухе пружинистое собачье тело, и не успела рука офицера разжать пальцы, сжимавшие пистолет, — темная молния метнулась уже в сторону автоматчика и мертвой хваткой вцепилась ему в горло. Превозмогая боль и головокружение, Аркадий встал на колени, всадил в офицера нож. Потом подполз к затихшему на земле солдату и потратил немало времени на то, чтобы освободить его горло от собачьих клыков. «Надо уходить!» — билась в голове мысль. Но при виде перепачканной кровью Гильзы, весело скулившей и лизавшей ему лицо и руки, Аркадий, как завороженный, не мог двинуться с места:
— Псина ты моя милая… — бормотал он, уткнувшись лицом в погрубевшую черно-серую шерсть. Впервые за три года войны Аркадий Смирнов плакал.
***
Второй раз она спасла ему жизнь в рукопашной схватке за Днепром. Сцепившись в окопе с рослым немцем, Аркадий не заметил, как свалившийся сверху белобрысый солдат только выжидал момент, чтобы разрядить автомат. Гильза, все это время ошалело метавшаяся от одного немца к другому, опрокидывала их навзничь всей тяжестью своего мускулистого тела и яростно вгрызалась в ярко-зеленые мундиры. Предугадав, что таит в себе этот белобрысый, Гильза метнулась к нему. Горячий поток свинца, предназначенный Смирнову, она приняла на себя.
Фронтовой хирург потрудился на славу: заштопал рваные раны Гильзы аккуратно и надежно. Вот только перебитую пулей левую лапу осмотрел внимательно и покачал головой. Смирнов молча наблюдал за выражением его лица. После слов «ампутировать!» он бережно взял перебинтованную Гильзу на руки и ушел, осторожно ступая.
Многие в то время видели на военных дорогах сержанта, катившего впереди трофейную детскую коляску, из которой выглядывала с любопытством огромная овчарка с большими умными глазами. А по всему участку фронта среди немцев ходили слухи, будто у русских наравне с солдатами воюют специально обученные для рукопашного боя собаки, драться с которыми бесполезно — «людей они разрывают на части, стоит лишь снять с них намордники».
Поправлялась Гильза довольно скоро. Аркадий, где только мог, доставал для нее все необходимое, а однажды приволок подушку вместо подстилки. В батальоне по этому поводу шутили: «Смирнов первым ворвется в Берлин, чтобы потребовать с Гитлера его личную пуховую перину для своей Гильзы!» Солдаты любили собаку и часто баловали ее гостинцами. Но брала она их из рук только одного человека — Аркадия.
***
В апреле сорок пятого Гильза приняла участие в уличных боях за Берлин, проявив при этом бесстрашие и героизм. Она первая обнаружила пытавшихся незаметно подкрасться с тыла гитлеровцев и тем самым предрешила исход стычки. Растроганный командир роты, пожилой капитан Чазов, собственноручно вручил Смирнову шесть банок тушеного мяса, помня о том, что ест Гильза лишь с его позволения.
***
Победив в войне, седовласый сержант и хромая овчарка на пути домой сошли с гремевшего песнями эшелона. Пройдя в сторону от железнодорожного полотна несколько километров, они долго стояли возле поросшего травой могильного холмика — места, где погиб Игнатий Вавилов. Притихшая Гильза искоса заглядывала в потемневшее лицо Аркадия; видела слезы на его впалых щеках и виновато шевелила хвостом. Она не могла помнить изображенного на выцветшей фотокарточке чубатого смеющегося парня в белой штатской рубахе с расстегнутым воротом.