Дорога домой через войну
Удивительно медленно тащится поезд. С Дальнего Востока на запад — туда, где идут бои. Остались позади родная Сибирь, Урал, а конца пути не видно. В августовском воздухе запахло гарью, когда приближались к Ленинграду. Прямо из вагонов — в бой. Казалось, земля и небо смешались друг с другом, трудно ориентироваться среди воя и взрывов, когда каждой клеткой своего тела чувствуешь: этот снаряд непременно летит в тебя, эта пуля предназначена только тебе… Но им не суждено было поставить точку в жизни Василия Щенина.., Может, потому, что он очень любил этот город. Мысль о возможности собственной смерти у его стен никак не укладывалась в голове. И Василий со свойственными ему бесстрашием и бесшабашностью бросался из одной атаки в другую, пока не резануло чем-то горячим по ногам…
Белые госпитальные краски недолго маячили перед глазами.
… Приказ взять «языка» Василий воспринял как обыденное, но очень необходимое дело. Готовился, будто собирался в дальнюю дорогу, хотя до немцев было рукой подать — метров 600. Товарищи дивились такой предусмотрительности, а Щенин знал: мелочей в этом деле не бывает. Потому с вниманием присматривался к тем, с кем предстояло «работать». Довольный, отметил для себя, что вон тот двухметровый солдатик будет в поиске весьма кстати.
Они притащили из немецкого тыла огромного обер-лейтенанта. Взяли его во время обхода караула, взяли так, что тот даже пикнуть не успел и теперь только крутил головой, мычал и с опаской поглядывал на перемазанных грязью, утомленных солдат.
Орден Отечественной войны первой степени стал наградой сержанту Щенину за успешно проведенную операцию.
Потом воевал на Украинском фронте. Помнит об этом времени смутно — слишком много разного было: оборона, атаки, разведка, артобстрелы, воздушные налеты, отражение танковых атак… Да и прошедшие полвека затуманили детали. Лишь медали «За отвагу» и «За боевые заслуги» позволяют судить о ратных подвигах Василия Щенина при освобождении Советской Украины, а фронтовики знают истинную цену этим наградам.
В сорок четвертом под Витебском его ранило вторично. И снова в ноги. Вражеский осколок сделал свое дело — воевать дальше Василий уже не смог. Больше семи месяцев провалялся в госпитале. Демобилизовался, вернулся в Тюмень. Работал составителем поездов, слесарем-ремонтником в депо.
Вот сидит он напротив меня, застенчивый и немногословный. Бывшие когда-то смоляными волосы густо подернуты сединой, большие натруженные руки неловко лежат на коленях. Изрезанное глубокими морщинами худощавое лицо и добрый, спокойный взгляд из-под широких бровей. Прошу найти фотографию военной поры — для нашего «Фронтового альбома». Василий Петрович разводит с сожалением руками: сгорели фотокарточки во время давнишнего пожара, не пощадил огонь ни скарба домашнего, ни памяти о юности боевой. Перед внуками и то не похвастать, каким бравым был их дед полвека назад.
— Ну ничего, — успокаивает меня и себя Щенин. — Главное, что я жив еще покуда. И дома…