Буян
Рассказ
— Не подходи близко — укусит! — взволнованно предупредила Люся.
Я протянул руку и погладил грубую шерсть на загривке пса. Большие карие глаза смотрели в упор. В них были настороженность и вместе с тем любопытство. И еще тоска. Да, я отчетливо помню в его глазах тоску — глубокую, неподдельную. Будто ее можно «подделать» в собачьих глазах.
— Смотри-ка, подпустил! — донесся с забора восторженно-удивленный шепот соседского мальчишки.
— Все равно тяпнет, вот увидишь… — мрачно сказал его приятель.
Пес продолжал молча смотреть на меня. Широко расставленные лапы упирались в землю и были продолжением сильного мускулистого, тела. Крупная голова, посаженная на мощную шею, высилась гордо и независимо. Пес имел вид довольно решительный, и если бы не его глаза…
Я видел разных собак, и породистых медалистов тоже. Но этот уличный пес отличался от всех: угадывались в нем отчаянно смелый характер и врожденное чувство свободы, готовность защищать эту свободу до последнего вздоха. Странное дело: чем больше я к нему присматривался, тем загадочнее и непонятнее становилось выражение его глаз и тем большую симпатию он во мне вызывал.
— Пойдем, мы опаздываем! — раздался издалека голос Люси.
— Уже иду! — отозвался я. Стараясь избегать резких движений, достал из кармана конфету, развернул обертку и положил у своих ног. Краем глаза заметил, как дрогнула и приподнялась, обнажив клыки, верхняя губа.
— Спокойно, Буян! — тихо, но властно сказал я. Он спрятал клыки, с интересом прислушался к голосу. Повел носом. Он был голоден — я видел. Но аккуратно положенная перед ним конфета так и осталась нетронутой. Я чуть не наступил на нее в сумерках, когда мы возвращались из клуба.
— Интересный пес, — задумчиво отметил я.
— Куда уж интереснее — весь поселок от него шарахается! — возмущенно сказала Люся. — Вот, опять сорвался с цепи. Прошу тебя, не подходи к нему больше!
— А глаза добрые! — снова сказал я.
Люся удивленно вскинула брови и спросила:
— Как, ты ничего не заметил?!
— А что?
— Он ведь слепой!
Я остановился, пораженный. Так вот почему такие загадочные глаза…
_ Я думала, ты знаешь…
— Постой! Но ведь он бегает по улицам, и так быстро…
— Поселок, сам видишь, маленький, всего несколько улиц. А Буян родился тут и вырос.
Несколько минут мы шли молча. Я никак не мог погасить в себе волнение, вызванное коротким Люсиным рассказом. Оказалось, хозяином Буяна был некто Серафим — угрюмый, вечно пьяный мужик. Нередко в приступе глухой, необъяснимой злобы он принимался «воспитывать» своих собак, которых держал в большом количестве, и, непременно, на привязи, Серафим бил их кнутом, пинал ногами, ничуть не обращая внимания на истошные визги беззащитных животных. Пока управлялся с одной, остальные собаки в панике метались по двору, тщетно пытаясь вырваться из этого ада.
-…А Буян на него кинулся, понимаешь? — продолжала Люся. — Тогда Серафим взял металлический прут и высек его. Буян вскоре после этого ослеп. Мы думали, он вообще не встанет. Но он отлежался. Окреп немного и, хромой, убежал. Серафим его поймал, снова посадил на цепь. А Буян срывается — сила в нем звериная.
Я представил, как слепой пес, припадая на изувеченную лапу, бродит в одиночестве по улицам поселка, ориентируясь в основном на запахи, рискуя в любой момент оказаться под колесами машины или мотоцикла.
— Многие только этого и ждут, — подтвердила Люся.
— Он что, бросается на всех?
— Да нет, просто не подпускает никого, огрызается. К тому же такая большая собака и — слепая. Люди боятся его. Я не раз слышала, что говорят — пора с ним кончать…
— Убить собаку только за то, что она слепая?!
— Ты-то чего расстраиваешься? Это ведь не твоя собака!
— Так пусть будет моя! Ты видела, он подпустил меня к себе! Через какое-то время он будет для нас совсем ручной, вот увидишь. Нужны лишь терпение и ласка.
Люся усмехнулась и спросила:
— И ты собираешься жить с ним в городе в однокомнатной квартире? Прекрасно. Вот будет семейка!
Я разом умолк. Довод был серьезный. В самом деле, куда мы с ним в городе? Жалость имеет пределы.
Мы подходили к дому. Люся уже открыла ворота, когда по-соседству раздался отчаянный собачий лай и пьяный мужской голос злорадно произнес: «Попался, подлюка! Теперь не уйдешь!»
Я поспешил туда и через несколько шагов увидел в тусклом свете уличного фонаря рослого мужика: он сидел верхом на Буяне и одной рукой прижимал к земле его голову, а другой пытался надеть ошейник. Поверженный пес скулил от обиды и боли, порывался встать, но тотчас получал ощутимый удар и вновь затихал.
— Не смейте издеваться над собакой! — громко сказал я.
Мужик застегнул-таки ошейник, неторопливо перевел на меня мутный взор и хрипло спросил: «Тебе чего?»
— Продайте мне Буяна! — решительно сказал я.
Мужик, казалось, не сразу понял, чего я от него хочу. Потом вдруг расхохотался, задрав подбородок, закашлялся и, отдышавшись, ехидно переспросил: «Продать? Буяна? А сколько ты за него дашь?»
— Ну… Десять… Двадцать… — Я поспешно полез в карман пиджака за бумажником.
Мужик посерьезнел. Почесал в затылке, словно раздумывая. И сунул мне под нос большой грязный кукиш: «Видал небось? Вот и проваливай…»
Я сжал кулаки. А мужик встал во весь рост, поднял руку с ошейником и поволок хрипящего, задыхающегося пса к своим воротам.
Всю ночь я не мог уснуть. Стоило сомкнуть веки, как из темноты выплывали на меня настороженные собачьи глаза, в глубине которых, рядом с тоской, проглядывало затаенное любопытство. Eще там можно было прочесть множество оттенков самых различных чувств, и я готов был поклясться, что они все понимают, эти глаза.
* * *
Приехать в поселок вновь удалось лишь две недели спустя. На автовокзале меня встречали Люся и соседский парнишка Ленька. Мне сразу показалось, что они оба чего-то недоговаривают.
— Буяна убили, — сказала наконец Люся.
В груди что-то оборвалось.
— Кто?
— Не знаю. Eго нашли застреленным на самой окраине, у железнодорожного полотна. Выстрелов никто не слышал, там составы часто проходят…
— Все-таки убили… Убили! Слепую собаку, никому не причинившую зла, только за то, что она слепая, а потому непонятная, страшная? Нет, это люди слепы в своей бессмысленной жестокости!..
Люся смотрела перед собой, ее глаза были полны слез.
— Схоронили? — с трудом успокоившись, спросил я.
— Серафим в запое, — тихо сказал Ленька. — Я могилу выкопал, а дальше… Я знаю, где он лежит.
— Веди меня туда, — сказал я.
…Потом мы стояли у невысокого холмика и долго молчали.
— А правда, что вы хотели у Серафима Буяна откупить? — неожиданно спросил Ленька.
Я кивнул. Ленька доверчиво тронул меня за рукав: «Я тоже деньги копил, давно. Только не успел…»
Я увидел его нахмуренное лицо, задумчивый взгляд. И мне показалось, что в эти минуты между нами нет разницы в возрасте.