Свет и тени послужного списка
Что скрывается за обыденностью казенных формулировок: «присвоить», «назначить», «наградить»?..
Для ветерана двух войн гвардии подполковника Михаила Ивановича Карташова это — трудное детство без рано умершей от тифа матери, работа с 14 лет арматурщиком на строительстве доменных печей в Сталинске (сейчас Новокузнецк), школа ФЗО и Омское пехотное училище. В выпускном 1937 году курсанты-омичи вышли на первое место по боевой и политической подготовке среди пехотных и на пятое среди всех училищ Красной Армии.
Потом был Халхин-Гол и Баин-Цаганское побоище. Воевал в знаменитом полку майора Ремизова. Заменил погибшего командира роты.
Японские части дрались до последнего человека. Борьба осложнялась из-за сыпучих песков, глубоких котлованов и барханов.
Вспоминаются встречи с комкором Жуковым. Он не терпел недисциплинированности и расхлябанности даже в мелочах. Однажды неожиданно появился на занятиях по тактике. Увидел, что у одного командира волосы торчат в разные стороны. Говорит: «Проверим, каков порядок в голове». И — задание ему по карте.
К 30 августа 1939 года вторгшиеся в Монголию японцы были окружены и уничтожены. Их потери — около 61 тысячи человек. Советско-монгольские войска потеряли 18 тысяч бойцов и командиров. А лейтенант Карташов получил там тяжелое пулевое ранение в живот.
«Назначить начальником штаба 464-го стрелкового полка 78-й стрелковой дивизии…»
Эта запись внесена в его послужной список в апреле 1942 года. Вовсю шла война. Кадровые войска уже перемолоты противником в приграничных сражениях, в боях за Киев, Ленинград, Москву. В глубоком тылу по мобилизационным сусекам мели остатки годных к строевой. В Самарканде набрали лишь половину штатной численности новой дивизии. Недостающую часть получили в Костроме, В июне соединение — 12645 бойцов и командиров, не имевших в большинстве своем военной подготовки, было направлено на фронт.
В Вышнем Волочке, где получали оружие, дивизию проверил сам маршал Ворошилов. Поминая через каждое слово бога, он не решился сразу бросить в бой дивизию, в которой насчитывалось более двух тысяч узбеков, едва владевших русским языком. «Я хоть и старый дурак, — сказал довоенный нарком обороны, — но из ума, ей-богу, еще не выжил!»
Но уже через месяц соединение, возглавляемое служившим до того в войсках НКВД полковником Михайловым, оказалось под Ржевом. Eдинственный успех — взятие деревни Ханино. Эту последнюю победную атаку разработал раненный осколком в плечо старший лейтенант Карташов. Других командиров, не знавших боевой теории и рассчитывавших лишь на матерок и наган, немцы перебили.
В марте 1943 года уже на Юго-Западном фронте под Харьковом уставная въедливость начштаба, так раздражавшая вышестоящих командиров, комиссаров и особистов НКВД, спасла дивизию от полного уничтожения. А один из ее полков, отказавшийся от боевого охранения и разведки, втянулся в широкую балку с прозаическим названием Мирная долина. И — не вышел. Всего три «Тигра» с десантом автоматчиков на броне решили трагический исход этого неуставного марша.
За вывод частей дивизии из окружения капитана Карташова наградили учрежденным за год перед тем орденом Отечественной войны 1 -й степени. Первым за войну орденом. И последним. Остальные награды, кроме медали «За победу над Германией», ему дали потом за выслугу лет.
Дело в том, что после форсирования Днепра и освобождения Киева многим казалось: противник деморализован и надо его гнать с родной земли. Не останавливаясь. Не считаясь с потерями.
В советской военной доктрине количество убитых, раненых, пленных и пропавших без вести не считалось основным, как в других армиях, оценочным фактором обороны и наступления. Другие были ориентиры: рубежи-символы и красные дни календаря. За это осыпали наградами и возводили на пьедесталы. За то же самое в случае неудачи судили и срывали погоны. Поэтому и не обращалось внимания на святую заповедь войны — на учет и достойное захоронение погибших.
Eсли даже через 50 лет после победы над фашистской Германией целями военных кампаний остались президентские дворцы, а побудительными мотивами к наступлениям — дни рождения больших командиров, то можно представить, как воспринимались попытки начштаба полка Карташова упорядочить окопный быт и сберечь подчиненных.
После взятия Запорожья и Умани дивизию гнал на запад приказ — быстрее других частей выйти на государственную границу СССР.
Пехота брела по непролазной грязи. Техника в условиях невиданного бездорожья бездействовала. Тылы отстали. Голод. Вши. Усталость. Раздражение.
Тогда же из-за каприза комдива Михайлова осколок шальной немецкой мины сразил наповал бесстрашного командира полка Назаренко. Это его полк первым ворвался в Запорожье и обеспечил успех операции для всей дивизии, получившей наименование «Запорожской». Но после войны одну ?из улиц в этом городе назвали в честь Михайлова и памятник поставили тоже ему. На встречах с ветеранами дивизии генерал-майор в отставке Михайлов рассказывал с пафосом, как скончался на его руках подполковник Назаренко. А тогда, в 1944 году, под обстрелом, выбираясь на карачках из кукурузных зарослей и заикаясь от страха, он приказал майору Карташову возглавить оставшийся без командира полк.
Чуть позже… «Виллис» с заместителем командующего армией и командиром дивизии обогнал растянувшиеся пешие колонны. И в селе, где рукой было подать до реки Прут -желанной госграницы, 28-летнего комполка встретили неласково. Особенно неистовствовал генерал-лейтенант. Ау майора в глазах темно от недосыпания, тело от вшей чешется, погоны гнидами осыпаны. Страшный, грязный и злой. Сказал все, что думал о таком наступлении. Генерал в крик: «Снять с полка!» А в ответ: «Не имеете права. Это решение только за командующим армией. А вы по уставу должны выполнять лишь отдельные его поручения».
Тогда бы помолчать о правах. И свое знание должностных полномочий не показывать. Eл бы начальство глазами да бубнил: «Eсть! Так точно! Слушаюсь!» Ведь знал: не простят ему своеволия.
И верно, получил скоро от Михайлова приказ: «Форсировать Прут, продвинуться к городу Яссы и войти в него». Только выразил сомнение в реальности выполнения задачи, посильной как минимум целой армии, как тут же последовало обвинение в нерешительности и… военный трибунал.
Приговор: «…десять лет лагерей». Последнее слово не за подсудимым, а за командующим фронтом. Маршал Конев окончательно решил:
«…разжаловать в рядовые и направить в штрафной батальон сроком на два месяца».
Маршал, конечно, понял надуманность обвинения в отношении боевого офицера, но против военного трибунала не выступил. Как монетку-судьбу подбросил: «Орел или решка!» Может, и повезет.
Но везло немногим: штрафные части использовались на самых опасных участках фронта. Их бросали на прорыв обороны противника часто без артиллерийской поддержки, танкового сопровождения и авиационного прикрытия. Выход -только вперед. Позади — пулеметы заградительных отрядов.
Осужденного и разжалованного майора даже из партии не исключили. 20 августа 1944 года он пошел в ататку с винтовкой наперевес и с партийным билетом в кармане гимнастерки. Штрафник-коммунист. Нонсенс? Да нет, зачем было политотделу портить статистику. Лучше провести его по графе погибших. Все равно из штрафбатов не возвращаются живыми. Но Карташов уцелел. Вот запись из послужного списка. «…При прорыве сильно укрепленной «линии Траяна» действовал смело и решительно. Огнем из винтовки и штыком уничтожил до 10 солдат и офицеров. В соответствии с приказом НКО N 298 от 28.09.42 г. срок наказания в штрафбате отбыл. Достоин восстановления в прежнем звании майор и снятии судимости»
А вот полку, которым до штрафбата командовал Карташов, не повезло. Противник отсек его на правом берегу Прута и почти полностью уничтожил. Не зря бывший командир сомневался в успехе такого безумного наступления. Но с Михайлова как с гуся вода: за свои авантюрные приказы он не только не понес никакого наказания, но получил Золотую Звезду Героя Советского Союза и кучу орденов. Как ни в чем не бывало, предложил восстановленному во всех правах майору занять прежнюю должность. Тот едва сдержался -не загреметь бы еще раз в штрафбат.
Войну Карташов закончил в Румынии начальником штаба 9-го Фокшанского полка 4-й гвардейской Овручской Краснознаменной орденов Суворова и Богдана Хмельницкого воздушно-десантной дивизии.
Потом отвечал за демобилизацию. 46-й армии: формирован команды, отправлял эшелоны… Не разгибая спин, скрипели перьями 11 писарей. Численность запасного полка достигала 40 тысяч человек. Среди них около 5 тысяч женщин. С ними хлопот больше. Многие пользовались раньше положением «походно-полевых жен» и тяжело переживали крушение недолговечных фронтовых романов. Оттого — дерзость, неподчинение, истерики, самоубийства…
Прошла демобилизация, наступила репатриация советских граждан, по разным причинам оказавшихся за границей. Работали в контакте с контрразведчиками СМEРШа, те искали среди репатриантов агентов вражеских разведок, предателей и пособников оккупантов. Приходилось встречаться и с представителями румынской администрации. Участвовал в церемонии награждения короля Ммхая орденом Победы.
В 1946 году Карташов стал просить о переводе в Сибирь. В глухом таежном городке Топки ждала его жена Фаина Николаевна. С дочерью и сыном. Когда их отец ушел на войну, одной исполнилось три года, а другому — десять месяцев.
В Новосибирске в штабе округа офицеру предложили: место службы — Тюмень, должность — начальник штаба батальона 6-й отдельной гвардейской Бериславско-Хинганской дважды Краснознаменной ордена Суворова стрелковой бригады. (Реорганизованной из 109-й стрелковой дивизии). Командир бригады полковник Павловский — Герой Советского Союза. В Сталинграде командовал танковым полком прорыва, потом — гвардейской танковой бригадой. Толковый и выдержанный офицер. Ни одного грубого слова, а прикажет — у подчиненного ноги впереди него бегут.
Штаб бригады размещался в двухэтажном каменном здании в начале улицы Республики (сейчас здесь кожно-венерологический диспансер), а подразделения — в казармах 6-го военного городка (территория нынешнего ТВВИКУ). Название «6-й военный городок» — от шестой бригады, хотя мало кто из горожан знал действительное и гордое наименование соединения (памятной доски и сейчас нет в Тюмени).
А тогда бригада, стоящая отдельным гарнизоном, напоминала крошечное государство. Штаб — нечто вроде правительства, идеология — за политотделом. Свои учреждения культуры: библиотека, клуб, «ленинские комнаты». Военторг и подсобное хозяйство. Тайная полиция — особый отдел КГБ, и даже собственная тюрьма — гауптвахта.
В таких гарнизонах-государствах царил особый образ жизни, или, как сейчас принято выражаться, менталитет. Гарнизонную ментальность при царизме отразил Александр Куприн в повести «Поединок», а в послевоенное время — Петр Тодоровский в кинофильме «Анкор, еще анкор!»
При массовом сокращении 14-миллионной армии для того, чтобы сохранить свои офицерские погоны, да еще при отсутствии военного образования и боевого опыта, использовалось все: родственные связи, протекция, подсиживание, интриги и прочие пакостные приемы.
В 1953 году в Тюмени восстановили управление 109 стрелковой дивизии. С сохранением гвардейских и боевых заслуг. Принципиального и интеллигентного Павловского сменил пол-ковникАфонин. Недостаток специальных знаний он компенсировал высокой моторностью, за что и получил от подчиненных прозвище «реактивный». Уверенность в своих не всегда компетентных действиях ему придавало наличие генералов-родственников в 18-м корпусе и ЗапСибВО. Через год реактивного Афонина назначили военкомом Тюменской области и дали генеральские лампасы.
А на дивизию «сел» генерал-майор Шмуйло.
Фигура весьма колоритная. Последний из могикан-кавалеристов. В конце войны он командовал 10-й гвардейской Кубанско-Слуцкой казачьей кавалерийской дивизией. После упразднения кавалерии Сталин оставил это соединение специально для маршала Буденного, который считался инспектором этого рода войск. Со смертью генералиссимуса единственную конную дивизию расформировали. Синие околыши с фуражек кавалеристов отдали чекистам. А Шмуйло сделали пешим комдивом. В Тюмень он приехал с группой офицеров-казаков. Их потребовалось трудоустроить, а вакантных должностей в дивизии нет.
Поэтому послужной список начштаба полка гвардии подполковника Карташова для утверждения его увольнения с военной службы оказался на столе начальника штаба округа генерал-майора Штеменко. Того самого безвестного направленца Генштаба, которого в суматошном июле 1941 года подставили для доклада обстановки на фронтах самому Сталину. Который уехал в Кремль майором, а возвратился полковником и руководителем оперативного управления. После войны он сменил Жукова на посту главнокомандующего группой советских оккупационных войск в Германии. За отказ расстреливать мирную демонстрацию в Берлине его разжаловали до генерал-майора и отправили в Новосибирск. Этих сведений нет в военной литературе. Энциклопедии и мемуары, в отличие от послужных списков, написаны преимущественно в розовых тонах без темных оттенков в биографиях военачальников.
Не удивительно, что Штеменко вызвал Карташова и вместо приказа об увольнении предложил ему службу в военкомате. Что мог. Так в Сорокино появился новый райвоенком.
А Шмуйло «мобилизовал» подчиненных на заготовку древесины для своих земляков на Кубани. Разразился скандал. Увлечение коммерцией грозило для генерала по тем временам партийным позором и судом. Заступился Буденный, и Шмуйло отправили на пенсию. Eго приближенных выгнали из армии. Дивизию расформировали.
Карташов дождался первого «хрущевского» сокращения армии. В декабре 1959 года срок его военной службы составил 30 лет, 6 месяцев, 11 дней. Но и потом он еще долго работал в Тюмени в организациях ДОСААФ. .7 ноября Михаилу Ивановичу исполнится 80 лет. С юбилеем его поздравляю жена, трое детей, пятеро внуков, четверо правнуков, друзья и знакомые. Они не знают о некоторых эпизодах боевой биографии гвардии подполковника Карташова. Поэтому ветеран просил меня их не разглашать — неудобно, мол. Но я считаю, что из послужных списков сведений не выбросить. Как слов из песни. Дай надо ли стыдиться такой жизни? Скорее, наоборот.
Автор благодарит офицеров и служащих Центрального райвоенкомата за помощь в работе над очерком.
***
фото: М.И.Карташов. Тюмень, 1955 г.