Поговорим о милых пустяках
Давайте забудем об инфляции и выборах, о президентах и мэрах, о партиях и парламенте. Давайте поговорим о весне.
Допускаю, что мужчины, читающие «Тюменский курьер», со мною не согласятся, скажут, что сегодня нужно говорить не о весне, а о женщинах.
Но по моему представлению, весна — это не что иное, как обобщенный образ женщины. Прекрасной женщины: (Непрекрасных, как вы знаете, просто не бывает).
Много лет назад я брал интервью у человека, который понимал толк в этом трогательном вопросе, у известного геолога Фармана Салманова. Знаток материи, он сформулировал отношение к весне предельно динамично: «Весной даже в дереве соки бродят! Что уж говорить о человеке!»
Да, мы с вами дожили еще до одной весны. И я лично не сомневался, что мы с вами,, все вместе (о себе-то отдельно можно лишь предполагать) обязательно доживем до весны 1996 года. И до весны 1997, 1998, 1999. И до последней весны нашего, так и не понятого нами века, 2000 года.
Доживем по одной простой причине — после зимы обязательно приходитвесна. Она пробивается сквозь пыльные стекла, гоняет солнечных зайчиков по стене, она будит вас по утрам непонятным осторожным гулом — не то где-то высоко-высоко в небе летит дальнерейсовый самолет, не то просто кровь стучит в висках: ве-сна, вес-на, ве-сна, вес-на…
Однако кроме весны в повестке дня нашего заседания еще и женский вопрос.
Я начинал в журналистике в странное время:в редакциях работало немало женщин, а редакторы, которые, естественно, были мужчины, всегда показывали, что они этим недовольны. Они боялись болезней и «декретных» отпусков, которые в то время были куда короче нынешних. Боялись «слез и скандалов». Кстати, и на факультете журналистики в начале шестидесятых годов при равенстве экзаменационных результатов во-
прос решался в пользу абитуриента мужского пола. Поэтому на первом курсе соотношение полов составляло 70 к 30-ти в пользу мужчин. Но к пятому курсу жизнь брала свое: 30 к 70-ти. Кого забирали в армию, кто покидал студенческую скамью добровольно, уставши грызть «теорию и практику партийной и советской печати».
Сегодня я предполагаю, что причина нелюбви журналистского руководства к предмету, казалось бы, любви заключалась, прежде всего, в вопросах творческих. Редакторы, которыми в то время чаще всего становились по причине не творческой тяги, а ошибок на иных руководящих стезях, просто-напросто боялись, что женщины-журналисты, дай им волю, окажутся сильнее.
… Хотел было пуститься в доказательства, что «женщины в журналистике ни в чем не уступают мужчинам», но вовремя решил остановиться. Мне кажется, что сами поиски этих доказательств унизительны для обеих сторон. Человек либо журналист, либо нет. А все остальное от комплексов. У женщин меньше комплексов, им не надо доказывать, что они’ — мужчины… (Вы когда-нибудь видели, чтобы женщина била себя кулаком в грудь, извините, в перси, и твердила: «Я — женщина!». А мужчины на каждом шагу, будто этого и так не видно…).
Я уже почти доказал, что женщины — не хуже мужчин. Впрочем, они, безусловно, лучше. Пусть так и остается. И нынешней весной, и в будущем году, и далее всегда и везде. И в журналистике, и в политике, и в хозяйстве. И в школе, и в поле.
Оставьте, нам, пожалуйста, лишь самую трудную работу, весенний шум в ушах при взгляде на прекрасное женское лицо, и, если можно, право похозяйничать на кухне. Хоть иногда. Ведь все-таки, что ни говори, настоящим поваром может быть только мужчина.
С любовью и уважением искренне ваш.