Пограничная история
Эта история началась больше семидесяти лет назад, когда почти никого из сегодняшних действующих лиц не было на свете.
Я писал об этом в «Тюменских известиях» в 1993 году в очерке «Каменные таблицы». Поэтому на стану повторяться, а лишь кратко изложу суть первой части истории.
В 1925 году на польско-советскую границу прибыл комендантом плацувки, то есть пограничного поста, молодой парень из Великопольши, то есть из-под Познани, а еще точнее, из небольшого городишки Кощчана. Звали парня — Антоний. Отзывался на фамилию — Михаловский (позднее, по-русски, стали писать Михайловский). И эта череда фамилий едва не стала причиной того, что мы так и не узнали бы никогда самого главного секрета, раскрыть который попытались много лет спустя.
Старая граница, не та, которую гитлеровцы перешли 22 июня 1941-го, а прежняя граница, установленная eщe в 1920 году после неудачного похода Тухачевского на Варшаву, была промаркирована плохо. И пограничники ходили в дозоры, больше ориентируясь по каким-то своим приметам, а не по пограничным столбам. Из-за этого на границе случались разные казусы, которые давали возможность и нашим пограничникам, и польской страже граничной по очереди рапортовать своему начальству «о задержании нарушителя». Как правило, нарушителями менялись. До следующего раза.
В один прекрасный день комендант Михаловский, обходя болото, оказался на сопредельной территории, был задержан и доставлен на советскую пограничную заставу.
На этот раз что-то с обменом не заладилось, коменданта отправили вглубь страны, судили «за нелегальный переход границы» (в полной форме и с личным оружием) и приговорили к ссылке в Сибирь. Так он оказался в Тобольске, затем в Тюмени, позднее попросил о советском гражданстве и получил его, женился и работал в артели «Свой труд» огородником. В семье росло двое сыновей.
А в 1937 году на него донесли, арестовали, спешно судили и тотчас расстреляли. Старший из сыновей утонул в Туре, жена умерла. Остался младший, Юра. Учился в ремесленном, потом работал — то на строймаше, то на моторном, обзавелся семьей — пять дочек! И ни сном ни духом не ведал об отце-поляке, обо всей этой истории.
2.
Так закончилась первая часть. И началась вторая. В которой одним из действующих лиц совершенно случайно оказываюсь я.
Работая над «Книгой расстрелянных», я наткнулся на карточку Михайловского (уже не Михаловского) и обратил внимание на место рождения: город Кощчан. Я бывал в этом польском городе, у меня там друзья-журналисты. И я подумал, что можно поискать осколки этой семьи, разбросанные по разным странам.
Сначала я отыскал Юрия Антоновича Михайловского, младшего сына Антония, сына Войчеха. Узнал о том, что было между 1937-м и 1991-м годом. А Юрий Антонович узнал от меня о своем отце, о его трагической судьбе, о том, что он был польским пограничником. О многочисленной родне, которая, может быть, еще живет в Польше. Тогда же областной загс выправил Юрию Михайловскому новое свидетельство о рождении, потому что старое он давно потерял.
Знакомясь с делом в архиве КГБ, я узнал, что у Антония было не то десять, не то двенадцать братьев и сестер (уже в Польше я узнал, что в семье Войчеха и Катажины было тринадцать детей!), и подумал, что из такой семьищи хоть кто-нибудь да остался. Тем более что самая младшая из сестер — Юлия — родилась в 1917 году.
И еще одна подробность, которая потом оказалась решающей, но я ее сначала принял просто за ошибку или описку. Один из свидетелей, которых допрашивали по делу Михайловского, давно, кстати, и автоматически реабилитированного, что тоже было неизвестно Юрию Антоновичу, уверял, что «подлинная фамилия Михайловского — Сташек». Поскольку свидетели эти, в страхе перед НКВД, сочиняли явные небылицы, я отнес это сообщение также к числу фантазий.
3.
Шло время. И в одну из очередных поездок в Польшу я встретился со своими друзьями и рассказал эту — историю.
В марте 1993 года журнал «Ведомости Кощчанские» опубликовал этот рассказ. Через месяц я получил письмо, что родных… нашли, словом, жди следующий номер журнала, там все написано.
И больше ни ответа ни привета. (Потом я узнал, что почтовики что-то напутали, журнала я так и не получил, тем более что из «Тюменских известий» я к тому времени был вынужден уйти, следы оборвались…).
Прошло еще три года. И я снова оказался в Кощчане. И главный редактор «Ведомостей» Юрек Визерканюк по прозвищу «Малый» (видимо, по причине массивной фигуры и высокого роста, протягивает мне апрельский номер журнала за 1993 год.
Я открываю и читаю заголовок: «Михаловский — это Сташак».
Мои коллеги искали Михаловского и, конечно, не могли его найти ни по цивильным, ни по церковным книгам. Антоний Сташак, как рассказала его сестра Юлия (мое предположение оказалось верным, именно Юлия, самая младшая, дожила до наших дней, чтобы соединить в своих уже старческих руках нити судеб, разорванных злой волей), ушел в армию и там почему-то переменил фамилию. Восьмилетней девочке вряд были известны причины этого решения, и потому сегодня пани Юлия убеждена, что есть в этом какая-то тайна.
Найти не могли Михаловского. Но кто-то из знакомых семьи знал эту историю. И вот благодаря помощи читателей удалось то, что в принципе было невозможным. Мария и Мариан Влодарчак прочитали очерк и вспомнили, догадались, о ком идет речь. Они сообщили, что в небольшом селе около Кощчана, в Курове, живет пани Юлия, живет в том самом доме, где жили их родители и куда в последний раз приезжал Антоний на свадьбу старшей сестры Зофьи, которая выходила замуж за Александра Бородина.
Это было 8 сентября 1924 года. Юлия помнит, как он, высокий, стройный, в мундире польского солдата, носил ее, младшенькую, на руках. Юлия рассказывает, что «когда Антека взяли русские, от него иногда приходили письма, но мама их прятала». Мама Катажинаждала сына до конца войны, а потом решила, что, наверное, погиб на фронте. Муж Зофьи — Александр Бородин — и муж самой Юлии -Франчишек Маля’к — оказались в гитлеровских лагерях. Маляк вернулся, а Бородин, которого перевели из Дахау в Заксенхаузен, так и погиб там. Что сталинская неволя, что гитлеровская — все едино. Катажина умерла в 1966 году, на тридцать лет пережила сына.
4.
… Вот и я сижу в этом старом доме в селе Курове, куда мы приехали по скользкой весенней дороге. Тихий дом. Eму уже сто лет. Здесь родился Антоний. Здесь живет Юлия со своим мужем. А нашу беседу слушает уже третье и четвертое поколения семьи Сташаков. Это внучка Юлии и правнук. Пани Юлия раскладывает фотографии и говорит: посмотрите — вот Юрий, а вот моя мама, Катажина Сташак, урожденная Чесляк. Видите, как они похожи.
— Мне уже много лет, но как я хотела бы увидеть сына Антека. Может, приехал бы хоть надень, на два. Убедиться, что он есть на свете, родной нам человек…
Пани Юлия перебирает фотографии. Старые-старые снимки. Из тех времен, когда был жив Антоний, когда сама она была ребенком, когда не было великой войны и великих преступлений. Я слушаю ее голос и чувствую, наверное, то, что должен чувствовать человек, когда заканчивается долгий-предолгий путь.
Хотя я не прав. Путь еще не закончен. Юрий Михайловский сегодня пенсионер и инвалид, и вряд ли он сможет собрать денег на путешествие в Польшу. Может быть, одна из частых делегаций, которые отправляются из Тюмени в Лещиньское воеводство, возьмет в попутчики Юрия Антоновича. Время ведь уходит. Уходит жизнь.
Пани Юлия, ребята-журналисты из Кощчана просят передать спасибо всем, кто принимал участие в этой истории.
Путь к пониманию характера людей проходит по улицам и переулкам города. Спокойный и гармоничный, неповторимый облик Тюмени столетней давности и нервный, ошеломляющий — сегодняшний.
Приток жителей из европейской части страны и вторжение автомобильного транспорта, сменившего гужевой, быстро меняет городскую среду. Не всегда продуманная застройка нарушает ансамбли старых улиц. Многие прекрасные сооружения сегодня не видны из-за помоек и гаражей, сплошных потоков автомобилей, торговой суеты кварталов.
Три столетия назад на самом возвышенном и живописном месте возвели Троицкий собор и церковь Петра и Павла. «Место удивительно успокаивает, возвышает улицу», — приходилось слышать от одного гостя Тюмени. Но во что его превратили? Поляна, откуда открывается вид на затюменские просторы, приглянулась «любителям природы». Летом по свежей траве к самому обрыву подгоняют «мерседесы» и «вольво» — и «новые русские» обсуждают за выпивкой свои дела, превращая крошечный оазис в мусорную площадку.
Совсем недавно чуть правее был прекрасный деревянный мост через Туру, и само сознание, что он внесен как один из красивейших деревянных мостов мира в почетный список шведской академии наук, придавало этому мосту особую значимость. Того моста уже нет, его заменил самый заурядный.
Полуразвалившуюся каменную Вознесенскую (Георгиевскую) церковь, используемую под склад готовой продукции овчинно-меховой фабрики, пока не настигла участь моста, но что ждет ее впереди? Сохранится ли она или погибнет, как погибли многие шедевры архитектуры?
Вместо них возникают серые безликие здания, тесные, хаотично застроенные микрорайоны, в которых человек чувствует себя очень неуютно. Радующие глаз зеленые газоны заменяются асфальтовым покрытием, как, например, у кинотеатра «Юбилейный».
Тюмень старше, например,, Санкт-Петербурга, но населению бывшего Ленинграда удалось отстоять от попыток модернизации Невский проспект, выступить против решения мэра Собчака осовременить Александровский сквер перед Адмиралтейством, снести мешающие бизнесменам старинные особняки.
В европейских городах на оживленных остановках транспорта выставляют фотографии, иллюстрирующие историю города. Знакомство с прошлым и настоящим своих улиц позволяет людям почувствовать контакт с окружающей средой и более эффективно защищать ее, сделать город более человечным. Широко распространенным явлением за рубежом стала организация комитетов жителей по охране кварталов.
Большая делегация администрации области, посетившая недавно Австралию, увидела, что города застраиваются таким образом, чтобы транспорт мог перемещаться в них без остановок на перекрестках. Известно, что, когда автомобили тормозят и трогаются с места, они выбрасывают с выхлопными газами до 90 процентов примесей канцерогенных веществ. И поэтому администрации городов не жалеют денег на дороги разных уровней по высоте, развязки, оснащение предприятий электромобилями.
Как убедить тюменских архитекторов не перегораживать улицы зданиями, превращающими их в газовые камеры?
Международная академия наук экологии и безопасности жизнедеятельности в 1997 году проводит в Санкт-Петербурге встречу мэров больших городов мира, где будут обсуждаться и затронутые выше проблемы. Возможно, редакция вместе с читателями продолжит их обсуждение. Хотелось бы узнать и точку зрения архитекторов.
О.Смирнов, профессор ТГУ, действительный член Международной Академии наук экологии и безопасности жизнедеятельности.
***
фото: