Владилен Сорокин — известный и неизвестный
Человек я, в общем, далекий от телевидения, поэтому, придя на «Регион-Тюмень» чтобы взять интервью у Владилена Сорокина, не сразу признал во встретившем меня демократично одетом человеке, подстриженном «каре», того серьезного и солидного диктора, что столько лет был лицом и голосом областного телевидения. Вот такая неожиданность. Словом, первый вопрос к Владилену Дмитриевичу возник как бы сам собой:
— У меня, да а, наверное, у многих читателей (читай, телезрителей), сложился образ Владилена Сорокина как такого серьезного человека в строгом костюме. Какой же вы на самом деле?
— Я очень импульсивный человек, кстати, по гороскопу — Весы. Но, несмотря на это, я очень быстро гашу в себе всякую отрицательную энергию. Думаю, жизнь слишком коротка, чтобы тратить ее на зло.
Что касается образа. Телевидение — это производство масок, почти такое, как театр. Но вполне возможно, что образ, который вы мне нарисовали, чаще других появлялся на экране и потому запомнился.
Между прочим, начинал я как телеведущий, вел конкурсы, концерты. В 60-х телевидение было только живым, без всяких записей. Дикторы, а буквальный перевод этого слова если кто не знает, — «читающий», появились позже.
— Расскажите, как вы оказались на телевидении.
-Я не тюленец, приехал сюда из Новосибирска. В Новосибирском театральном училище у меня произошел конфликт с преподавателем — и чего бы вы думали? Речи! Переехал в Тюмень, поступил 8 театральную студию при драмтеатре, а оттуда уже меня пригласили на областное телевидение.
— Не жалели, что ушли из театра?
— Вы знаете, ни разу.
— Поговорим о телевидении прошлом и нынешнем. Что изменилось, на взгляд профессионала?
— Раньше существовала цепочка «автор — режиссер — диктор», и каждый из них вносил в передачу что-то свое. Теперь в большинстве случаев все вопросы решает редактор. И как результат — телевидение упростилось, стало документальным, и я бы еще сказал, сугубо журналистским.
Нынешнее телевидение страшно политизировано. Да-да, именно так: ничего похожего на то, что творится сейчас, в прошлом не было. Раньше была одна партия, а теперь их много, и каждая считает, что ей не уделяется достаточного внимания.
— А как же знаменитое телефонное право тех лет?
— Вы думаете, сейчас его нет?! Ошибаетесь — все осталось по-прежнему: у кого право, у того и телефон.
Расскажу такую историю. В 60-е годы был такой знаменитый певец Робертино Лоретти. У него сломался голос, и наши средства массовой информации стали говорить, что во всем виноваты капиталисты, слишком эксплуатировали ребенка, у нас бы, дескать, такого не случилось.
А я делал с одним тюменским музыковедом передачу о Лоретти. В ней мы как-то спонтанно пришли к выводу, что капитализм-то, собственно, ни при чем, все произошло естественно.
Это не понравилось одному высокому начальнику. Меня вызвал тогдашний директор студии телевидения Петр Голомидов и говорит: «Давай, пока все не утихнет, поработай на радио, а там посмотрим». И через некоторое время я вернулся обратно.
А что происходит сейчас? Я до сих пор не знаю, за что меня лишили эфира. Можно просто кому-то не понравиться, и все.
— Каковы ваши политические убеждения?
— Я не отношусь ни к коммунистам, ни к демократам. И с флагом не за кем не пойду, потому что считаю, что власть прошлая и власть нынешняя — лишь разные стороны одной медали.
— Ваша известность приносила вам тогда какие-нибудь дивиденды?
— В книжном магазине для меня оставляли разные дефицитные книги, и все.
— У вас есть телевизионные кумиры?
— Мне очень нравилось, как работал Александр Каверзнев, а из нынешних я всегда восхищался Владиславом Листьевым.
И в Тюмени было немало отличных мастеров: Геральда Мегеря, Генриетта Горбачева, Виктор Гвоздовский и другие. Но из тех, кто работает сейчас, никого отметить не могу — очень много неинтересных, случайных людей.
— Что это за история с нападением на вас?
— Очень не хочется об этом говорить. Дело в том, что за мной не пришла машина к утреннему эфиру (в пять часов утра, когда станцию должен открывать диктор), и я решил проявить геройство, пошел пешком. За что и поплатился.
Такого унижения я никогда еще не испытывал. Да что там говорить — шесть ножевых ран! Eдинственное, что хоть как-то утешает: нападавшие оказались не тюменцами, а приезжими, гастролерами.
— Каковы ваши, как говорится, творческие планы?
— В последнее время увлекся режиссурой. Мыс коллегами уже поставили на радио несколько художественных программ и спектаклей. Сейчас готовится новый, самый сложный и философский. Он о Иисусе Христе, называется «Мессия».
— Наша беседа получилась, наверное, не очень веселой. Может, напоследок расскажете какую-нибудь смешную историю?
— Как-то в первые месяцы работы на телевидении я должен был объявить о выступлении Юрия Эрвье. Приносят листок, а там одних его титулов полстраницы. Я учу и думаю о том, как бы чего не перепутать. Эрвье сидит рядом.
За несколько минут до эфира он вдруг говорит мне: «Я все равно не пойму, когда начинать говорить, давайте, вы меня пнете». А я сам весь на нервах, подумал, что он так шутит.
Прочитал текст, нигде не наврал. Включают Эрвье, а он молчит. Прошло наверное полминуты, и я подумал: а, была не была! — и как двину его под столом! Эрвье аж вздрогнул и сразу начал говорить.
В общем, я дрожал до конца передачи — пнуть Героя Труда! Лауреата Ленинской премии! За такое уволят обязательно. Но когда эфир закончился, Эрвье подошел ко мне со словами: «Большое вам спасибо. Выручили из неловкого положения».
***
фото: