Политика на крови
Политики и газеты живут скандалами. И если скандала нет, то его можно создать, раздуть. Буквально из ничего.
Стоял себе и ветшал в центре Тюмени дом, у которого, казалось, все в прошлом. В прошлом — собственность купца Брюханова. В прошлом — оперсектор НКВД. В прошлом — общежитие педагогического института. Стоял, и никого, казалось, не беспокоило ни его прошлое, ни настоящее, ни будущее. Никто, кроме «Тюменского курьера», не обратил внимания на плакаты нового союза молодежи, на рекламу частного похоронного бюро.
Но едва лишь что-то стало меняться в судьбе дома, как сразу появилось столько заинтересованных, столько ревнителей, что нельзя не спросить: где вы раньше были? Раньше, когда дом был в относительном порядке, но как и сейчас на нем не было ни памятного знака, ни мемориальной доски в память расстрелянных в нем жертв Большого Террора.
Сколько воплей сейчас раздается! «Тюменские известия» требуют, чтобы им предоставили проект реконструкции, причем требует этого в бескомпромиссном тоне гоголевского героя: «А подать сюда!»… И «Тю-мень-2000» не прошла мимо. Как же: лишний повод кинуть камень во власть нынешнюю, лишний камень в пьедестал для новых героев!
Я не оправдываю ни эту власть, ни прошлую, не жду большого ума от будущей. Власть — она власть и есть. У нее всегда хватает сегодняшних забот, чтобы прикрыться от проблем, которые можно считать необязательными. Но и общественность, видно, способ на лишь на то, чтобы указывать власти на ее недочеты. Ни на что больше.
В отношении дома по улице Семакова говорю это с полным основанием.»Книгу расстрелянных» подготовила и напечатала небольшая горстка энтузиастов, ни в каких обществах не состоявшая. И те, кто сегодня громче других кричит «о разрушении памятника историко-мемориального значения — единственного мемориала жертвам тоталитарного режима» (цитируется по «Тюмень-2000», N 16), скорее всего, книги этой не читали. Иначе не утверждали бы, что в подвалах этого дома «были расстреляны первые десять инициаторов Сибирского освободительного восстания» (там же).
Данное утверждение принадлежит члену координационного совета Народного фронта Тюмени А. Чекмареву.
Занимаясь почти десять лет исследованием фактов, связанных с политическими репрессиями тридцатых-пятидесятых годов, ни разу не натыкался на следы исследовательской деятельности г-на Чекмарева. Следовательно, не имею чести знать его, Равно как и он не имеет чести знать предмета, о котором изволит рассуждать.
Начнем с того, что в его обращении к губернатору Рокецкому утверждается, будто гражданская панихида по жертвам политических репрессий проходила 6 мая. Хотя на самом деле она состоялась 5 мая, и этот день выбран не случайно. Именно 5 мая 1937 года в Тюмени начало работать колесо Большого Террора. Были расстреляны десять человек. Г-н Чекмарев тоже называет эту цифру. И на этом точность кончается: расстрелянные не имели ничего общего с крестьянским восстанием 1921 года. Это были нормальные большевики, некоторые даже с дооктябрьским стажем, обвиненные кто в троцкизме, кто в правом уклоне, сосланные в Салехард, Ханты-Мансийск и Тюмень. 5 мая 1937 года Тюмень почтила своим присутствием выездная сессия военной коллегии Верховного суда СССР. Она приговорила всех десятерых к расстрелу, и в тот же день оперуполномоченный Д. Ляпцев расстрелял их. Таковы факты.
Все остальное — суть попытки заполнить силой звука информационную пустоту. Все остальное — стремление набрать политический капитал на людской трагедии. Трагедия, по моему глубокому убеждению, не терпит шума.
К сожалению, наше время рождает массу политиков и политиканов, которые готовы использовать в своих целях даже неизмеримое горе. Мы это видели. Как одни пытаются превратить в мощную политическую силу давно отвоевавших свое солдат, чтобы на их охрипших голосах прорваться к власти. Как другие намерены собрать политические дивиденды, используя потомков жертв политических репрессий. Толкают их в пикеты. На истерическом крике (сами потомки, я знаю их сотни, люди очень тихие и скромные, привыкшие говорить вполголоса; настоящее горе всегда сдержанно) утверждается мысль, что эти развалины и есть памятник их родным.
По-моему, это спорно. Дом по улице Семакова — это памятник преступлению, но не его жертвам. Жертвам памятника все еще нет, хотя я писал об этом десятки раз. Нет памятника в Тюмени. Нет его в Ишиме, на Лысой горе. Нет в Салехарде, там, где валяются обломки старой милиции. Нет в Ханты-Мансийске — место, где хоронили расстрелянных, активно застраивается. Только в тобольской тюрьме, где перебили свыше четырех тысяч человек, висит скромная самодельная доска.
Я готов принять любое решение относительно дома по улице Семакова. Решение снести его до основания. Восстановить в прежнем виде (и снова разместить там НКВД?). Построить новое здание с элементами прежнего декора. Любое, но действие, Но без истерики. Без малограмотного бормотания о том, что «наш город может по праву претендовать в число соискателей сомнительной славы». (Вот так буквально и напечатано: «претендовать в число…»).
У каждого варианта может быть своя логика, свое экономическое обоснование. И деньги. На вариант, который отстаивает ректор университета Геннадий Куцев, деньги нашлись. И если отвлечься от политики, от истерики, если перейти к разговору на нормальных тонах, то позволительно спросить: какими средствами располагают господа, отвергающие реконструкцию здания? Что они могут предложить сами? Какие проекты ими заказаны?
Скорее всего, мои вопросы так и повиснут в воздухе. Потому что за внезапно возникшим скандалом нет ничего. Кроме желания делать политику. Даже на крови.