Вечный зов театра
Судьба
С Гамлетом Панов встречался трижды. Нет, четырежды: если считать еще школьное прочтение монолога «Быть или не быть…» (учительница задала по программе).
1.
Второй раз… Хотя рано, начнем с другого. «Вы же можете играть Лермонтова!» — воскликнул режиссер тюменского драматического. А Панов как раз побывал на Кавказе, в Пятигорске, Кисловодске, увидел памятник Лермонтову — поэт показался мальчишкой, и так понятно было это мальчишество! Панов стал готовится к роли.
Перечитывал Лермонтова по годам, с перепиской,с биографией — и все ближе его ощущал. Но роли-то еще не было, Лавренев еще писал пьесу, по которой предстояло ставить спектакль. А когда пьесу напечатали, оказалось, что в ней 56 персонажей. Николай Первый, Бенкендорф, прочие не менее важные персоны… Где же найти исполнителей на такие роли в провинциальном театре, аж 56 исполнителей?
Ладно, махнул рукой режиссер, тогда давай готовить Гамлета. Панов вспомнил школу, а заодно вспомнил, что, кроме монолога, в пьесе ничего не читал. Прочел. И… ему стало страшно. От роли отказался.
Но позже в другом театре другой режиссер сказал: если сейчас струсишь, никто уже не предложит. Полгода Вениамин Данилович готовился (коллеги потом на репетиции не понимали, зачем: «У тебя же игорная роль, что ты нам головы дуришь?»).
В третий раз Панов встретился с Гамлетом в театре Томска-7.
Может, потому и везло с этой знаменитой ролью, что вовсе не к ней Панов стремился. Он искал музыкальный театр. Из Владикавказа ехал в Тюмень, оттуда в Иваново, потом во Владивосток и в Советскую Гавань, потом в Томск-7. А там он наконец запел — в опереттах «Моя прекрасная леди», «Цирк зажигает огни», «Вольный ветер»…
(Когда вернулся в «чистую» драму — это уже было в Краснодаре — режиссер Михаил Куликовский упрекнул: нельзя же вокальным звуком разговаривать).
-Сейчас вокал опять пришел в драму. Появляются мюзиклы, и это хорошо, это интересно. Насколько объемнее делается спектакль! Я думаю, музыка уже не уйдет из театра — наоборот, будет проникать в него больше и больше. Правда, я, к сожалению, уже не пою…
2.
Глухое село, 300 километров от Томска, 700 от Новосибирска. Театра там никогда никто не знал. Но туда ссылали людей, которые знали и любили театр, были с ним связаны. Зеленский Давид Маркович приехал из Москвы. А жена, эстрадная певица, и дочь там, в Москве. Видимо, скучая по ним, Давид Маркович стал опекать пятилетнего мальчишку.
— Он меня начал учить грамоте, — говорит Вениамин Данилович. — И не только читать, писать, считать. Учил ощущать слово.
Потом мы с ним встретились, уже в 46-м году. Он всех помнил! Он ведь очень помогал нашим мужикам, их дурили страшно, а он объяснял, помогал вести документацию. Великий человек. Когда Давида Марковича не стало, я разыскал его дочь, Беллу (она больная сейчас, у нее сложная жизнь…). Мы переписываемся. Все, что я ему не сказал, я написал ей.
Несмотря на уроки Зеленского, Панов не участвовал в школьной самодеятельности — стеснялся. Но когда приходилось читать вслух, читал с удовольствием. «Только, — предупреждал товарищей, — если вы не будете смеяться».
После семи классов уехал учиться в город. В девятом классе впервые попал в театр, на «Человека с ружьем».
— Меня поразило, что можно создать иллюзию реальности и что на сцене может появиться живое историческое лицо -Ленин.
Это первое впечатление с ним осталось, но и только: о театре не мечтал. Увлекался геологией, минералогией, хотел стать геологоразведчиком. В Новосибирске увидел спектакль по пьесе Светлова, в котором действовали студенты-геологи. Словно увидел самого себя в будущем.
Но вот странность! На следующий день он смотрел спектакль «Ромео и Джульетта», где играл Василий Макаров, один из «студентов-геологов». Потом «Как закалялась сталь» — опять в главной роли этот актер. «Сегодня он один, завтра другой… Вся эта штуковина меня поразила со страшной силой». И тут-то уже геология была позабыта.
Умение рисовать открыло Панову двери в Новосибирский ТЮЗ. Делал копии с фотографий актеров и сцен из спектаклей. Даже не копии, а цветные варианты. Получил возможность бесплатно смотреть спектакли и даже бывать на репетициях. А над ТЮЗом, на втором этаже, помещалась школа художественного воспитания детей. Там стал посещать студийные занятия.
В 1942, когда пришел его черед идти в армию, попал в военное училище. Был запевалой и участвовал в курсантском оркестре. Распределили в Орджоникидзе (Владикавказ), в полк, который обеспечивал доставку продовольствия — неудача для юного офицера, который стремился на фронт (хотя этот полк был знаменит -по Ладожской дороге доставлял продукты в блокадный Ленинград). Ну а будущему артисту, конечно, повезло. В полку служили певцы, музыканты, солисты балета. Образовался джаз-оркестр, где и Панов пел. Eще до демобилизации он поступил в музыкальное училище, потом в драматический кружок. После демобилизации учился в студии при Владикавказском театре и в тот же театр был зачислен.
3.
Впервые Вениамин Данилович попал в Тюмень в 1950-м.
— Собралась большая труппа, сильные актеры. Тогда же Дьяконов-Дьяченков пришел. У нас с ним здесь было полно поклонников и поклонниц. Играли в главных ролях, или вместе на сцене, или одну роль, например Сашку Григорьева в «Двух капитанах». Этот спектакль был так популярен! И как горячо принимали… В театр попасть невозможно, полный зал. Когда-то таким был Владикавказ: приходили на нового исполнителя, на любимую сцену.
Я вернулся сюда в 93-м, мы бежали из Грозного… Пришел на премьеру. А администратор говорит: приходите к нам работать. И тут же бородатый человек подходит: «Я Ческидов, узнаете?» Он в Грозном начинал. Тоже посоветовал прийти сюда работать. А кому я нужен? Обычно театры не знают, как освободиться от своих стариков. Нет, есть и возрастные роли хорошие. Но — поставят или не поставят? И сможешь ли ты эту роль в полную силу играть, а если сможешь, то сколько? Играть хочется, но я понимал, сколько с этим связано сложностей.
Все же, к удивлению Вениамина Даниловича, его приняли в труппу. Совсем другая она была, не та, в которой работал более сорока лет назад, но тоже, по его мнению, сильная и интересная.
— Мне было любопытно, как развивался этот сплоченный коллектив. И еще здесь то, чего в Грозном уже нет. Там непонятно было, для кого играть. Вечером в театр уже и не ходили -какие спектакли, если на улицах стреляют… Началось прощание с профессией.
— Значит, вернулись в тюменский театр, потому что не хотели прощаться с профессией?
— И это. И… на пенсию не проживешь. Ну пошел бы я вахтером или в самодеятельность. Хотя самодеятельность уже расхватана: актеры тоже подрабатывают… В общем, мне повезло. Я благодарен. Стараюсь учиться у коллег, ведь мне снова здесь надо было обретать форму.
— Вам одиноко в Тюмени?
— Друзей моих уже нет… Да, одиноко.
— Й город совершенно другой?
— И город. Он был маленький, совсем маленький.
— Скажите, роль герцога Орлеанского в «Жажде над ручьем», наверное, вам близка?
— Мне нравится эта роль. Особенно исходя из биографии настоящего герцога. Это трагическая жизнь одаренного человека. Мальчиком остался без отца, женился и вскоре потерял жену, в битве попал в плен и действительно 25 лет пробыл в плену. Но какова была его духовная сила! Конечно, он писал в стиле своего времени, был прямым продолжателем этого стиля. Он считал нескромным писать о своей жизни, уходил в поэтическую символику. Когда он вернулся в Блуа, он действительно кормил там поэтов и действительно у него там был Франсуа Вийон. Орлеанский сам пытался написать такое — «от жажды умираю над ручьем», но не получилось. Меня поразило, что совершенно новый поэтический стиль, народный — и значит, ему чуждый, — он принял. «Я увидел тебя, такой должна быть поэзия, муза-то с тобой…» Хотя понимает, что сам он уже в прошлом… Я люблю его.
***
фото: Вениамин Панов;Сцена из спектакля «Мирандолина».