Как я проходила по убийству
В половине восьмого утра раздался звонок в дверь. Муж посмотрел в глазок и сообщил удивленно: «Милиция. Показали удостоверение. Спрашивают Женю».
Женя — это я. Я удивилась не меньше. Совесть моя перед законом абсолютно чиста. Открываем. Двое милиционеров, глядят недобро: «Вы Женя? — Женя.
— Где мы можем поговорить?» Делаю приглашающий жест в комнату. Проходят, не сняв сапог, садятся, молчат, рассматривают комнату, мужа, меня. Я не выдерживаю: «В чем дело?»
«Подождите, сейчас все узнаете… Как ваша фамилия?» Ну ничего себе, думаю: вломились, смотрят, как на преступницу, а сами не знают, к кому пришли! Вслух свое недоумение формулирую более сдержанно.
Но мне лишь повторяют вопрос более настойчиво. Моя фамилия впечатления не производит никакого. Меня продолжают буравить тяжелым, неприятным взглядом. Я уже боюсь, а они все молчат. «Скажите, в чем дело? Что случилось?»
Наконец один из гостей разрешается вопросом в лоб: «У вас есть знакомые кавказской национальности?» Я сразу чувствую облегчение. Все понятно: случилось недоразумение, ошибка, потому что никаких знакомых «кавказской национальности» у меня нет. О чем и сообщаю своим незваным гостям,
Оказывается, моего «нет» мало. «Вспомните получше: азербайджанец… торговец на Центральном рынке… Ну?» -нажимает страж порядка.
Нет, нет и нет. Гляжу на мужа: в его лице тоже нет ни тени сомнения. Ну, что еще? Чем еще могу быть полезна?
На самом деле стражи порядка не в бирюльки со мной играть пришли. И положение мое куда серьезнее, чем я думала. «Произошло убийство, — сообщил милиционер, — По подозрению в его совершении разыскивается тот самый азербайджанец. Найдена его записная книжка. В ней — ваш номер телефона». Милиционер развернул книжечку и показал страницу, на которой против нашего номера телефона было написано мое имя (то есть Женя).
Оно было первым в столбике из четырех женских имен (и четырех телефонных номеров против них). Больше на этой страничке не было ничего.
Девочки по вызову — первое, что мне пришло в голову. Странно, что это первое оказалось единственным, что пришло в голову сотрудникам угрозыска. Теперь во всяком случае мне понятно, почему они на меня смотрят, как на вокзальную шлюху.
Меня уже не потрясло, когда гость намекнул, что-де муж мой может и не знать о моих похождениях на Центральном рынке. Заодно уточнил, давно ли мы женаты. Несколько огорчило его наличие у меня маленького ребенка: сообразил, вероятно,что как минимум два последних года для разгульной жизни у меня вряд ли было много возможностей.
Несмотря на то, что я упорно отметала все подозрения, мне настойчиво рекомендовали явиться в тот же день в РУВД, где меня «допросят по форме». После этого визитеры наконец отчалили.
…Муж ушел на работу, а я, одержимая идеей оправдать свое честное имя, предалась ненадолго дедукции и оченьско-ро пришла к двум умозаключениям.
Умозаключение первое, для меня тупиковое (то есть доказать его истинность я не смогу) — телефон не мой, и имя не мое. Eсли бы я познакомилась на рынке (улице, площади, вокзале, etc.) с кем-то, кому бы не захотела дать свой номер телефона, — я бы назвала любое имя и любой номер. Возможно, так и сделала незнакомая мне девушка.
Умозаключение второе. И номер телефона, и имя принадлежат мне. Кому я могла оставить свои координаты? И кто эти женщины в одном списке со мной? Любопытно, что в записной книжке, кажется, есть и другие женские имена, но только наши четыре записаны отдельно. Раз я — не «девочка по вызову», значит, остальные трое, вероятнее всего, тоже. Что нас объединяет? И при этом какие отношения у нас с Азербайджаном?
Немного умственных усилий, и я вспомнила. Четыре женских имени — четыре пациентки в больничной палате. Была еще пятая. Как вы правильно догадались, азербайджанка. Совместное двухнедельное пребывание в больнице нас несколько сблизило, поэтому не очень было удивительно, когда наша соседка перед выпиской попросила записать наши телефонные номера. Она совсем недавно из Азербайджана, в Тюмени знакомых почти нет, только знакомые мужа. А муж — торгует на Центральном рынке.
Вспомнив все, я поспешила «давать показания». Усталый оперуполномоченный (не тот, что был утром, а уже другой), как мне показалось, с трудом скрывал свое разочарование. Оказывается, столь ценный для следствия документ, как записная книжка, разыскиваемому не принадлежит. Кроме того, и раскрытие «подпольной сутенерской организации» не состоялось И теперь надо начинать все сначала.
Лишь один раз оперуполномоченный оживился — когда я «для протокола» назвала свое отчество. Новый неожиданный поворот в ходе следствия — девушки в списке на самом деле дети азербайджанцев! Мне показалось, что у него даже глаза заблестели. Пришлось его опять разочаровать. (Можно только догадываться, как разговаривали бы со мной, если бы я действительно была азербайджанкой).
Сильно сочувствуя усталому оперуполномоченному, ничем помочь ему не могла. Никаких сведений о муже соседки по палате, кроме того, что однажды он пельмени принес, и мы их съели. ‘Ну, еще слышала, что ревнивый он. На всякий случай оперуполномоченный на задавал мне миллион разных вопросов, в том числе совершенно к делу не относящихся (например, сколько я зарабатываю) — а вдруг пригодится когда-нибудь. Затем протянул мне листок записи моих объяснений, в котором очень коротко был изложен наш полуторачасовой разговор и из которого явствовало, что я «в месте с другими женщинами» лежала в одной палате и ничего, интересующего следствие, вспомнить не могу. Поставив свою подпись, я полюбопытствовала, могули я надеяться, что ко мне больше не придут. «Может быть», — сказал оперуполномоченный кокетливо. И добавил, что я должна понять его коллег (тех, кто был у меня утром) -работа, мол, такая. Сами, мол, понимаете, с кем приходится иметь дело.
Вот так я не помогла следствию. Надеюсь, что своей публикацией никакой тайны не раскрыла. Во всяком случае, молчать о том, как я попала в сети уголовного розыска, никому не обещала.
P.S. Моральный ущерб, причиненный мне милицией, несколько сгладил один эпизод в коридоре РУВД. Выгляжу я хорошо, особенно по контрасту с местным мрачным интерьером. Прогуливаясь в ожидании своей очереди, я пару раз столкнулась с кем-то из сотрудников данного правоохранительного учреждения. Сотрудник полюбопытствовал, в какой кабинет я пришла. В такой-то, отвечаю. «Вы к нам по убийству, что ли?» — спросил сотрудник. — «По убийству». — «Надо же, какие к нам люди по убийству приходят», — сказал сотрудник и удалился, имея вид .крайне удивленный.
Спасибо ему за его удивление.