Наше время -«Тюменский комсомолец»
— Что вы пожелаете газете в день юбилея?
— Жить.
(Ответ на вопрос молодой журналистки)
Наверное, я отношусь к тому поколению журналистов, для кого слова «Наше время» читаются только как «Тюменский комсомолец».
И сейчас, когда бывшей комсомольской газете исполняется 45 лет. И в обозримом будущем. Чтобы ни писалось на логотипе газеты, в каком бы виде она ни выходила, в каких кабинетах ни размещалась бы — только «Тюменский комсомолец». Дело не в приверженности комсомольским символам, песням-речевкам, ударным стройкам, студотрядам, ленинскому зачету и тому смутному, что на официальном языке нашего времени называлось «внутрисоюзная жизнь».
Дело в том, что это было просто наше время. Время нашей молодости. И у каждого, кто прошел через крутое горнило «Тюменского комсомольца», сохранилось ощущение, что это были лучшие годы нашей жизни.
Конечно, и другие годы были ярки и интересны для меня. Радийное десятилетие, простеганное трассой железной дороги Сургут-Уренгой, нитками газопроводов Уренгой-Челябинск, Уренгой-Новопсков, Уренгой-Помары-Ужгород. Десятилетие, составленное из зимников, из заснеженных буровых, из размытых силуэтов бударок на темной обской воде. Снова газета, перестроечные годы, которые позволили заглянуть вглубь времени. Заглянуть и ужаснуться -«мертвая дорога», массовые расстрелы, поиски безымянных и затерянных могил, — ужаснуться и сострадать…
Но все равно. Но все равно это было после «Тюменского комсомольца». И это было благодаря «Тюменскому комсомольцу», который сделал из меня, человека с дипломом журналиста, просто — журналиста. У которого никто уже не спрашивает о наличии диплома и почти никогда не интересуется редакционным удостоверением.
Трудно оценить то, что сделано «Тюменским комсомольцем», маленькой «планово-убыточной», так это официально называлось, четырехполоской объемом в один печатный лист. Это потом газета получила большой формат. Но и оставаясь маленькой, газета была большой журналистской школой.
В этой школе (естественно, я ручаюсь только за те годы, которые известны лично мне) давали трудные задания, В этой школе, случалось, редактор бросал в корреспондента его малоудачной рукописью. В этой школе брали новичка за шкирку и от правляли куда-то за Полярный круг, куда не только Макар телят не гонял, но где никто не слыхивал ни о Макаре, ни тем более о телятах. Зато в этой школе редактор или зав. отделом никогда не переписывали статью или очерк за литературного сотрудника, как слишком часто случалось в «больших» газетах. И в этой школе редактор шел отдуваться за твою публикацию в обком партии или комсомола, получал там по первое число, но никогда не имел привычки валить вину на младшего…
Я не знаю, должен ли я гордиться тем, что выучился в этой школе? Я не знаю, должна ли эта школа гордиться тем, что выучила меня? Мы существовали друг для друга, и каждый отдавал все, что имел. А если что-то получалось не так, то не было в том ни твоей вины, ни вины «Тюменского комсомольца».
Да, были в газете люди, память о которых мне дорога. И были другие, которые для меня все равно что не существуют. Но в моей памяти «Тюменский комсомолец» — отдельно и они -отдельно.
Я не склонен пересчитывать: .сколько из рядов «ТК-1» (потому что «Тюменский курьер»- это «ТК-2») вышло редакторов, а сколько писателей. Просто я глубоко уверен, что лучшие журналисты нашего города вышли из «Тюменского комсомольца», а другие лучшие журналисты -просто их ученики.
45 лет. Почти полвека. Но до сих пор живы и активно работают в газетах те, кто встречал пятилетие «Тюменского комсомольца», его десять, пятнадцать, двадцать, двадцать пять лет… Значит, страшная и сладкая журналистская каторга все же пошла им на пользу, не только давала физические силы работать, но и возбуждала способность к творчеству.
Невозможно дважды войти в одну и ту же воду, говорили древние. Им виднее. Ноя сижу перед монитором компьютера и за его голубым экраном различаю картинки давно закончившихся командировок на Харасавэй (1975) и в поселок Нижневартовский (поселок, потому что города не было) (1971), вижу белых куропаток на берегу Eво-Яхи, где стоит Новый Уренгой (1974), и ржавые рельсы заброшенной станции Надым (1969)… Итыся-чи лиц, с которыми я говорил от имени «Тюменского комсомольца».
«Они еще живут во мне. Они умрут со мной…»
***
фото: