Я лежу в больнице-2
Кардиоцентр
Однажды волею судьбы и наших медработников я оказался в кардиоцентре. Так в Тюмени называют для краткости научно-исследовательский институт клинической и профилактической кардиологии Сибирского отделения Российской академии медицинских наук.
После той городской больницы, где я лечился раньше, кардиоцентр показался мне местом несравненно более благоустроенным. Палаты здесь трех-шестиместные. Вода холодная и горячая, и умывальник — в каждой палате. На этаже есть даже душевая. Благодать, если учесть жаркий июль нынешнего лета!
В те дни, когда мне довелось лечиться в кардиоцентре, там было еще все «свое», еще лечащимся не надо было покупать лекарств, шприцов, систем, платить за анализы (кроме некоторых весьма специфичных), как это уже было в других больницах города. Как там теперь — не знаю.
Видимо, еще при открытии кардиоцентра в 1985 г. для фойе и холлов была куплена мягкая мебель. За прошедшие годы она изрядно поизносилась, матерчатая обивка протерлась, сквозь дыры виден поролон, кресла и диваны едва держатся. Бедность.
Я обратил внимание, что в палате и столовой спинок у многих стульев нет, только торчат железные рога, и спросил уборщицу, зачем спинки сняли.
— Курильщики отвинтили, — ответила она, — Кладут себе под полушария, когда курят. Сидят ведь на бетонной лестнице. Нежные мужики у нас.
Чьи сердца прочнее?
Палаты кардиоцентра более чем на половину пусты. Не потому, что нет больных, а из-за каких-то обычных теперь финансовых разногласий. Вроде бы город не платит за лечение здесь горожан, потому тюменцев сюда берут только тех, кого доставит «скорая».
Когда по призыву приятного голоса раздатчицы лечащиеся собираются в столовой, и без официальной статистики видно, чьи сердца прочнее. На нашем этаже на 15-16 мужчин приходилось 5-8 женщин. Все пациенты — народ в основном в возрасте за пятьдесят. Изредка были мужчины лет 35-45. Молодых женщин не было. Дай им, женщинам, Бог, здоровья и не забудь про нас, мужчин.
В палате
Меня определили в трехместную палату, где я оказался «долгожителем» — провел в ней две с половиной недели. Ко мне подселяли тех, кто побывал в тяжелом состоянии на четвертом этаже.
Первым моим соседом был старый геологоразведчик Шмелев. Он уже пятый раз в кардиоцентре.
— Я три раза умирал, — рассказывал он. — Привезут сюда, поставят тысячу двести вольт на грудь. Глядишь, опять живой. Спасибо врачам. Может, и до восьмидесяти лет доживу.
Шмелев рассказывал, что, покинув тело, он летел куда-то по черной трубе к ее светлому концу, но не долетал. Открывал глаза и видел над собой людей в медицинских белых халатах. Об этой черной трубе я уже где-то читал…
Другой сосед — Александр Григорьевич — бывший гражданский моряк, большую часть жизни проработал механиком на судах Охотского и Японского морей. Во всю его широкую грудь вытатуирован почему-то военный линкор. Грудь когда-то была еще и выпуклой, потому линкор смотрелся, наверное, неплохо. Теперь грудь стала впалой, и линкор как будто переломился посередине и вот-вот начнет погружаться в пучину моря. Корма и нос его уже задрались вверх.
Дядя Петя (так он отрекомендовался, переступив порог палаты) считал, что в кардиоцентр его привела страсть к еде.
— Люблю, знаешь, плотно поесть, — признавался он. — Поужинаю хорошо, а ночью встану и — к холодильнику. Eще чем-нибудь подкрепиться. Старуха ворчит, что я, как маленький, не дождусь утра, чтоб поесть. А я не могу оторваться от ручки холодильника, пока чего-либо не пожую. В тот вечер съел чашку бульона (дядя Петя развел ладони показать размер чашки: по-моему, получился небольшой тазик) да две куриных ножки. А ночью сердце остановилось…
1 июля — день «большого перелома»
30 июня лечащие врачи пришли на обход позже обычного с «потерянными» лицами и «убитым настроением». Они сообщили пациентам новость: с 1 июля в кардиоцентре, замученном финансовыми трудностями, вводится новая экономическая и медицинская политика. Даже перенесших инфаркт больных будут лечить здесь только пять дней. Потом, если можешь оплатить свое пребывание по 360 рублей в сутки, оставайся, если не можешь, возвращайся домой и… вызывай «скорую». Eще на пять бесплатных дней привезут. И так далее…
Пришли трое человек со складным метром и стали обмеривать пол, стены. Разговаривают:
— Здесь поставим унитаз, здесь ванну, умывальник…
Понятно, в нашей трехместке будет оборудована персональная палата для человека с кошельком. К сожалению, богатство и здоровье не всегда совместимы. Недаром на Востоке просят аллаха о здоровье, а обо всем остальном не волнуются — купят.
Проживание и лечение в такой «персоналке» уже теперь стоит 5000 рублей за 25 дней, но таких палат пока мало. Вот еще одна прибавится.
Наш лечащий врач сокрушается:
— Разве можно человека за пять дней после инфаркта поставить прочно на ноги? Ведь у нас лечатся почти одни пенсионеры. Их пенсии хватит только на один — шестой — день…
Мы тоже восприняли новость невесело.
— …старикам! — сказал дедушка Рауль и что-то еще пробормотал по-татарски.
Моим соседям назначили на первое июля выписку — они были уже в кардиоцентре более двух недель. Их бесплатный срок истек. Мне предстояла операция, и я остался. Когда я вернулся в палату, соседей уже не было.
Кстати, на тему «деньги-здоровье» вот что рассказал один мой сосед по палате, чьи дети успели занять достойное место на тюменском базаре и ежедневно получают высокие доходы.
— Скажу тебе, лежал я в первый раз с сердцем в одной тут больнице. Дочь беседовала с лечащим врачом и «нечаянно» опустила в его карман пять старых «лимонов». А здоровья нет. Уже в третьей больнице лечусь…
Я ответил ему, что все дело, наверное, в том, что «лимоны» старые. Продукт должен быть свежим, и «лимоны» надо было опускать новые.
На прощание — слова благодарности
Пять дней спустя я тоже был поставлен на конвейер «новой экономической и медицинской политики» и выписан «в удовлетворительном состоянии» на свободу.
В прежней своей жизни мне не приходилось так долго и близко контактировать с медициной и ее работниками, но, пробыв в общей сложности 1,5 месяца в больницах Тюмени, я должен, обязан сказать только самые хорошие слова о людях, работающих в медицине. Это люди душевные, отзывчивые, внимательные, заботливые, чуткие, терпеливые, обходительные… Я мог бы назвать еще не один эпитет, характеризующий их человеческие черты. Ну и конечно, это — профессионалы, начиная от заведующей отделением М.В.Лузиной, лечащего врача Н.П. Дмитриевой, врачей И.П. Зырянова, А.Г .Осина и кончая теми медицинскими сестрами, которых мы называли только по именам. Всем им — спасибо. И всем им надо и зарплату бы повыше, и выдавать вовремя.
Я должен извиниться перед своей страховой компанией: очень дорого обошелся ей мой «ремонт». Успокаиваю себя только тем, что согласно нынешним демократическим установкам человек (в т.ч. и я) — «высшая ценность общества».