Что делать чайкам зимой в Тюмени?
Мне понятно, почему главный режиссер Тюменского государственного театра драмы и комедии и педагог актерского курса Алексей Ларичев доверил своим питомцам профессиональную малую сцену, предложив для постановки философско-символическую прозу Ричарда Баха. Более того, Ларичев позволил тюменским театралам увидеть «прогон» спектакля, дабы «обстрелять» молодняк на публике.
Просвещенная наша публика за словом в карман не лезет — ничего хорошего не услышал. Разве только добрая и умная Инна Александрова поддержала ребят в «Нашем времени», правда, поосторожничала — написала в основном про содержание спектакля. Да я открыто сказал, что стоит подтянуть культуру речи, избавиться от «тюменского акцента» — глуховатого, с напором на заднеязычные «г», «к», «х». Получше тянуть гласные звуки. Сиплая гортанка молодежной попсовой контркультуры варварски убивает фонию нашего языка. А студенты — дети своего времени.
И все же Ларичев прав — так молодые исполнители получше подойдут к официальной премьере, намеченной на 19 февраля с.г. Потом, такое доверие окрыляет. По себе знаю. На своем 3 курсе в далеком 1966 г. наш педагог-режиссер Светлана Генкина поставила с нами брехтовскую драму «Страх и отчаяние в Третьей империи». Тогда, в 60-е, мэтры этого шага не боялись, и многие маститые теперь мастера сцены, может быть, добивались успеха благодаря столь ранним стартам.
Впрочем, ребятам в помощь мощная провиденциальная постановочная идея Ларичева — не бойтесь в молодости штурмовать тонкий мир, впитывать возвышенную мудрость своего предназначения на земле, стать творящей личностью. Именно так прочитал режиссер прозу Баха, в таком ключе сделал свою инсценировку. Болтовня о духовном возрождении России продолжается на фоне повального духовного вырождения молодежи.
Не могу упрекнуть Ларичева в ностальгии по классике XIX в. Там тоже современность, там и путь самоопределения для сегодняшних молодых людей. И пушкинские, и лермонтовские философские драмы написаны в близком нашим студентам возрасте. Притча Баха «Чайка по имени Джонатан Ливингстон» в том же ряду, хотя и связана с реалиями страшно-прекрасного XX в.
Сценография Алексея Паненкова оригинально и художественно высоко трактует замысел. В черно-белых столкновениях главных человеческих стихий трагическая дилемма вечного поединка добра и зла разрешается в символике свободного полета, отвергающего безликую жизнь стаи.
Чайка — фантазия, гордый вызов тусклому бытию, бездумному подчинению вожаку (уже прорывается к верному толкованию Андрей Лаптев). Прав Eвгений Киселев (в образе Чанга), не тратящий силы на спор с вожаком, он выдавливает раба из Джонатана (обретает уверенность в линии своего героя Андрей Чёркашоа), тем самым умаляя власть господина.
Символические черты, декора художник переносит на костюмы и грим исполнителей. Он дает этому варианту античного хора надежду — не страшно последовать за Джонатаном. Сам «хор» чаек завораживает пластикой, придуманной Эдуардом Соболем, — в тон интересной и чувствующей ритм и дух действа музыки Олега Яшина.
О содержании. Eсть тайна Наших имен. Ричард (Львиное сердце) Бах (органная мощь) выступил со своей притчей на переходе 60-х в 70-е, когда думающая Америка бросилась в Индию, Непал и Японию постигать восточную мудрость. Желанным источником стала философия дзен-буддизма в синтезе Запада и Востока.
В сфере полета — чистого наслаждения, отвлеченного духовного созерцания — молодой человек в суггестивном (внушающем высоким светом) потоке постигает свою самоценность. Как дхва-ни-отзвук, доносящийся сквозь стену высказанных мыслей (Рамаяна). Именно «затаенный эффект» обучения Джонатана дарует исполнителям 9 настроений, закодированных Бахом: эротическое, юмористическое, патетическое, ужас, героическое, страх, отвращение, удивление и спокойствие.
На наших глазах ученики Ларичева демонстрируют свою эстетическую лестницу чувств, переходя из состояния в состояние. И здесь важен процесс такого обучения, его символический показ в замкнутом пространстве театрального «класса». А многим из нас подавай только результаты. Но надо ведь считаться с правом художника на свою поэтику. И его лабораторные опыты не менее интересны, чем завершенность «Эквуса» и «Нахлебника».
***
фото: