Последняя обида войны
В Берлине, городе, откуда вышла, а потом пришла к нам большая война, я был три или четыре раза. В последний раз это случилось в памятный для каждого из нас день — 9 мая. Было воскресенье, на улицах малолюдно. Замерли механизмы на строительной площадке у здания рейхстага, куда наконец-то переселился из Бонна немецкий парламент. К рейхстагу тянулась цепочка туристов. Как выяснилось, не ради того, чтобы увидеть дом, откуда война вышла и куда ее загнали обратно, а просто — ознакомиться с восстановленным стеклянным куполом рейхстага. Было тихо.
Зато в автобусе, который собрался везти нашу группу в Москву, гремел полноценный скандал, и, должен признаться, именно я оказался причиной и эпицентром этого скандала.
Мне почему-то подумалось, что вряд ли в объединенной и достигшей желаемого Германии кто-то в этот день придет в Трептов-парк, чтобы возложить цветы к памятнику солдатам, что повергли этот город в руины и на годы раскололи страну на две практически противоборствующие части.
Смысл моего скандала (или, если угодно, бунта) — дать небольшого крюка, чтобы постоять несколько минут у знаменитого, а сегодня порядком забытого, бронзового солдата с девочкой на руках — работа скульптора Eвгения Вучетича.
Штаб нашего вояжа — два питерских водителя и москвичка-гид — был категорически против. То далеко, то не позволит бортовой компьютер, то не знаем дороги, то опоздаем в Москву, куда должны прибыть через полтора дня, покрыв 1900 километров…
Мы доказывали, что путь совершенно простой, вот она — Кёпеник-штрассе (известная по фильму «Семнадцать мгновений весны»). Что за полтора дня можно наверстать эти 20-30 минут несколько раз. Убедили. Старший из водителей сел за руль, и мы покатили на север, ориентируясь на щиты над дорогой, где белыми буквами на синем фоне было написано «Dresden».
Пять минут — «Dresden». Десять — «Dresden», «Dresden», «Dresden».
И вдруг я замечаю, что белые буквы указывают совсем другое направление — «Leipzig»! Что случилось? Слышу спокойнейший голосок гида: «А мы посоветовались и решили, что в Трептов-парк ехать не надо». Кто мы? — Водители и гид…
Примерно через час автобус притормозил у загородного паркинга. Группа вышла из автобуса и наскоро помянула павших, пустив по кругу бумажные стаканчики. Мне из автобуса была хорошо видна основная достопримечательность этой стоянки — платный туалет.
Сейчас я могу рассказывать и писать об этом происшествии достаточно спокойно. Но что мне было делать тогда? Объяснять гражданам нашей страны, какую историю они унаследовали? Напоминать о боевом пути их отцов и дедов, которых едва не утопили в Волге отборные дивизии Паулюса? Которые годом раньше бросались в придорожные хлеба, едва заслышав вой мотора пикирующего «мессера». Которые годом позднее Сталинграда выстояли в крупнейшем в истории танковом сражении под Прохоровской, потом форсировали Днепр и Одер, а потом тысячами полегли здесь, под Берлином, сперва штурмуя Зееловские высоты, а потом и сам рейхстаг — символ немецкой государственности, а в тот ‘год — образ фашистского рейха…
Я до сих пор думаю, что 9 мая, 1999 года мы упустили какой-то очень важный момент, какой-то шанс в своей биографии. Может быть, это мысленное обращение к нашим павшим, оставленным в чужой стране, помогало бы нам в трудную минуту, когда надо встать выше себя? Может быть. Очень может быть.
Хотя, впрочем, возможно, я преувеличиваю. Может быть, к монументу в Трептов-парке и без нас в этот день пришло много народу. Только мы этого уже никогда не узнаем. Потому что нас там не было.
Теперь я вспоминаю два дня 9 мая в своей довольно продолжительной жизни. Тот, первый, — в 1945 году. И этот — в 1999-м.