Камикадзе Клара
Это не я придумал. Так на торжественном праздновании 65-летия Клары Барбаковой, ректора международного института экономики и права, доктора философских наук, академика и прочая, и прочая, среди многих шутливых и еще большего количества трогательных слов ей было присвоено соратниками и почетное звание «камикадзе». В российском сознании — это летчик, взлетающий без шасси, а значит и без надежды вернуться. В буквальном переводе с японского «камикадзе» — ветер богов.
Боже мой, причем тут «камикадзе»? Благополучнейшая женщина, создатель и руководитель престижного вуза, обладатель ученых степеней и дипломов, окруженная всеобщей любовью и уважением, а также почти не скрываемой ревностью руководителей иных учебных заведений, что само по себе совершенно естественно.
И вместе с тем… И вместе с тем.
Вероятно, только господь бог, если он существует, знает: чего стоила Кларе Барбаковой ее успешная карьера. Из каких терниев сплетался ее лавровый венок. Какие слезы стоят за ее великолепной улыбкой.
Счастливица в науке. Каждой своей защиты она достигала ценой невероятного напряжения.
Олег Барбаков, старший сын, сказал, что его мама защищалась тринадцать раз. Тринадцать! Уже самая мистическая недвусмысленность этой цифры говорит о многом. Но спросите у тех, кто защищался хоть единожды и не, сейчас, в либерально-равнодушную пору, когда цена докторского или кандидатского диплома — в полном смысле слова только цена, а прежде, в эпоху ВАКа-громовержца, в эпоху партийных рекомендаций и неусыпного бдения за общественными науками, спросите у них: что такое одна защита? А потом умножьте эти нервы, эти слезы, это напряжение на 13.
Каждую свою, кажущуюся ныне такой благополучной, ступеньку Клара Барбакова завоевывала. И в науке. И в обществе. И в личной жизни.
Она никогда не отступала. Не сдавалась даже тогда, когда цена, уплаченная за победу, казалась больше самой победы.
Помню одну такую историю. Супруги Барбаковы собирались ехать на отдых; Кажется, в Болгарию по профсоюзной путевке. И вдруг ее вызывают в облсовпроф и отказывают. Ссылаясь на донос сильно пьющего человека. Времени в обрез. Решение принято руководством облсовпрофа. Плюнь и забудь.
Клара Барбакова не могла себе этого позволить. Роскошь отступления не для нее. Она принимает бой. Она доказывает, что все в доносе — облыжно, что там нет ни слова правды. Она вынуждает высокого профбосса отступить…
Несколько лет назад, когда Клара Барбакова строила свой ныне всеми уважаемый институт, город был засыпан грязными оскорбительными листовками. И все о ней. И ее институте. А так же о чистом воздухе, который «отнимает у местного населения здание института». О брошенном детском садике, который «неправедными путями был изъят у того же народа». О деньгах налогоплательщиков, «которые сыпались в эту бездонную бочку по имени «международный колледж»…
И всякий раз Клара, как настоящий камикадзе, принимала бой, ввязывалась в него без видимой надежды на успех. И побеждала.
Eсли бы ее враги видели Клару Барбакову, окруженную друзьями и учениками, слышали все, что о ней говорили, боюсь, что они… невзлюбили бы ее еще больше. Потому что ничто так не гложет злое сердце, как устремленные на других любящие глаза, как слова благодарности, адресованные другому.
Она привыкла ходить по стеклу. Она привыкла пробиваться сквозь стены. Она привыкла. Она — камикадзе.
Много лет назад художник «Тюменского комсомольца» Володя Медведев подарил мне гравюру и написал на ней замечательные слова: «Сердце, танцуй на балу удачи!». Сегодня я хотел бы эти слова адресовать Кларе Барбаковой.