Три часа со «скорой»
В центральную диспетчерскую станции скорой помощи стекается по каналам радиосвязи информация со всех восьми подстанций и со всех «скорых», работающих на линии. Здесь я и сижу, облачённый в белый отутюженный халат.
Компьютеры мерцают своими голубыми и серыми экранами. На столах рядом с ними в горшках растут цветы. Слышно, как диспетчеры стучат по клавиатуре, набирая данные вызова. Каждые две-три минуты раздаётся короткий гудок — это чей-то звонок по «03».
Таких звонков за сутки бывает более полутысячи. Вот звонят из поликлиники — нужно перевезти больного в кардиоцентр, вот кто-то с жалобами на боли в пояснице, а этот в ответ на расспросы диспетчера бросает трубку.
… Поступает вызов от милиции — тяжёлое ножевое ранение. На такие сложные случаи выезжают бригады интенсивной терапии, или БИТ-бригады. В составе каждой из них врач-реаниматолог и фельдшер.
В диспетчерскую заходит врач, мужчина лет сорока пяти. Из-под лыжной шапочки видны седеющие волосы. Он забирает меня с собой. К нам присоединяется фельдшер, молодая женщина. Мы проходим в большой тёплый бокс, где стоят «скорые». Медики садятся на передние сиденья «газели», рядом с водителем. Я забираюсь в просторный высокий салон.
Eдем в микрорайоны. Сквозь большие окна «газели» видны рейсовые автобусы, набитые народом, и легковые машины. Складные носилки на колесиках, стоящие на железном помосте посреди салона, дребезжат на кочках. Вдоль стены тянутся полочки с разными медицинскими приспособлениями: какие-то свёртки, кульки, коробочки. Рядом со мной — кардиограф в кожаном футляре и железный складной чемоданчик врача. Из кабины доносятся треск и шипение радиосвязи: «скорые» переговариваются с диспетчерской.
Водитель, хорошо знающий город, быстро находит номер дома. У подъезда уже стоит милицейский «уазик». Сержант милиции задумчивым взглядом окидывает нашу «скорую». Врач берёт чемоданчик, и мы идём в квартиру.
Прихожая полна народу. Все в шубах и шапках. Какая-то женщина, видимо, следователь, просит ничего не трогать. В центре маленькой комнаты стоят три офицера милиции, а у стены, рядом с кроватью, с которой свешивается скомканное одеяло, лежит мужчина лет сорока, раскинув уже окоченевшие руки. Тельняшка задрана до груди, виден впалый, обросший длинными волосами живот. В одной руке у него зажата вилка. Вея шея мужчины — в почерневшей, ссохшейся крови. Около него на линолеуме видна тёмная кровавая лужица.
Врач склоняется над мужчиной: «Тут нужен патологоанатом. Мы его не берём». Пострадавший уже мёртв. Мы возвращаемся в машину. Через пару минут поступает вызов из диспетчерской: нужно ехать на Олимпийскую, там отравление.
У подъезда нас дожидается парень лет семнадцати. Взгляд озабоченный и виноватый. Пока едем в лифте, парень подавленно молчит, понурив голову.
Заходим в квартиру. В гостиной на диване лежит полноватая женщина с короткой стрижкой, лицо совершенно белое. «Вот, напилась таблеток», — обескураженно говорит муж, плотный, усатый мужчина. «На холодильнике есть какой-то пузырёк. Тот или не тот — не знаю», — добавляет он.
Женщину выводят в коридор и усаживают на стул с высокой спинкой. Фельдшер проталкивает ей в рот трубку зонда толщиной в палец, а врач ковшиком заливает в высоко поднятую воронку воды. После промывания фельдшер весело говорит женщине: «Ну, напилась воды».
Пострадавшую забирают в больницу. Сын помогает шатающейся от слабости матери застегнуть сапоги. Муж тоже едете нами. Всю дорогу он молчит, бережно и крепко поддерживая жену за локоть.
Когда мы возвращаемся на станцию, врач между делом рассказывает мне об одном особенном вызове, поступившем из милиции. Пришлось ехать к женщине, которой сын отрубил голову. «Крови я не боюсь, столько её перевидел, — замечает врач, — но вот когда увидел голову на подлокотнике… Волосы взъерошены…». «А зачем же вызывать «скорую», — недоумеваю я. «Так положено «- кратко поясняет врач.
«Работа у нас тяжёлая, — говорит он, когда мы вылезаем из машины, — иногда приходится дежурить через сутки». Мы расстаёмся. Я сдаю халат и, возвращаясь домой, думаю о том, что бригаде осталось ещё полсуток до окончания дежурства. Это значит, что у неё будет ещё немало вызовов, во время которых перед глазами медиков предстанут в наглядном и порой странном переплетении боль и отчаяние, преступление и надежда.
***
фото: