Указ о вольности дворянской…
Сквозь книжные курганы доносится до нас голос госпожи Простаковой, которая на всякое «должен» ответствовала: «А указ о вольности дворянской на что нам даден?»
Дворяне ныне — редкость. Служилую нишу занял чиновник. Занял сплошь, капитально, солидно.
Однако практика показывает, что при такой сплошной занятости со службой не все в норме. Хотя я часто и от души браню прежние советско-партийные времена, но должен сказать, что тогда, при всем махровом бюрократизме, с исполнением было куда лучше. Уж ежели что в «Правде» напечатано, ежели сверху спущен очередной руководящий циркуляр, то можно смело идти и требовать. Трепетал «партейный» чиновник перед центральным органом. А негромкий телефонный голос «из ЦеКа!» мог даже свернуть гору или вызвать цунами средних размеров. Или, что не в пример конкретнее, в одночасье приводил к сносу, скажем, Ипатьевского дома в тогдашнем Свердловске или возбуждал строительство циклопического канала для переброски стоков сибирских рек в нынешние независимые государства Центральной Азии.
Были времена. Прошли былинные. Десять лет демократической вольницы породили и воспитали непоколебимую касту столоначальников, которая никого и ничего не боится. Сколь угодно сотрясай воздух — хоть устно, хоть письменно — губернатор, мэр или хоть бы сам президент, если чиновник чего не хочет, того не будет никогда.
Конечно, в первом круге ответственных лиц — заместителей там или помощников — еще подобие исполнительности присутствует. И у председателей комитетов и начальников управлений можно правду найти. А вот дальше и глубже, в полумраке ползучих отношений круговой поруки, в кланах и чиновничьих тейпах (если по-чеченски выражаться), в недосягаемости невразумительных инструкций и никому недоступных параграфов, — вот где вольность дворянская, простите, чиновная!
Наивные граждане стараются попасть на прием лично к мэру, а то и к губернатору. Не понимают, что все решает «старомозгии Плюшкин с перышком перержавленным», как писал поэт, еще давным-давно мечтавший волком бы выгрызть бюрократизм. Иначе — тихий маленький чиновник, лицо неведомое широкой общественности, но всесильное.
Владимира Владимировича, поэта, нет давно. А бюрократизм — на месте. Только вместо перержавленного перышка у него — холодно мерцающий экран компьютера, еще менее понятный обывателю.
Обращали внимание, сколь часто грозятся наши первые лица, что вот-вот они-де круто возьмутся за неисполнительных чиновников и полетят клочки по закоулочкам. Часто грозятся, да клочков отчего-то не видно.
Не страшен чиновнику мэров норов. Не знаю отчего, но знаю -не страшен. Может, потому, что чиновник знает: мэр один, а их, чиновников, много. И потому готов тот отчаянный чиновник выйти на площадь и навроде Зои Космодемьянской завопить при народе: «Нас миллионы, всех не перевешаешь!» А впрочем, имея в виду указ о вольности дворянской, то бишь чиновной, сидит господин чиновник на аппаратном совещании, слушает гневную речь в свой адрес и думает про себя: «Да имел я вас в виду!»
Думаете, неправда это? Преувеличиваю?
Совсем недавно мне пришлось наблюдать, как грозный начальник трижды отдавал одно и то же распоряжение временно исполняющей обязанности. И.о. нимало не спорила с руководителем, отчего он проникался уверенностью, что в его команде имеет место принцип «сказано — сделано». И мог думать о себе исключительно возвышенно и с почтением.
Однако быстро выяснилось, что, несмотря на тройное заклинание, никто не спешил и не собирался выполнять указание одного из отцов города. Не оспаривал, но и не собирался. Неделя закончилась, а так и неоспоренное приказание осталось все же невыполненным.
В редакционной почте и в звонках, которые мы получаем, таких историй — без числа. Госпожа Простакова по-прежнему строго следует указу о вольности дворянской. Так, как сама его понимает.