Грустное путешествие в детство
…Не читайте старых писем, не возвращайтесь туда, где проходило ваше детство…
Возвращаясь из командировки в Челябинск, я решил чуть- чуть сократить путь и вместо удобной курганской трассы с хорошим асфальтом и почти полным отсутствием сотрудников ГИБДД выбрал дорогу через Шадринск. Eще не осознавая отчетливо, что большая часть этой дороги проходит вдоль реки с вальяжным названием Теча. Реки моего детства.
Бывший районный центр Бродокапмак стоял в окружении однотипных деревень, которые назывались — Тирикуль, Теренкуль, Тавранкуль и Кошкуль. Бродокал- мак был столицей. В нем было две школы — «белая» и «красная» (цвет не политики, а стен). Были райком партии, Госбанк, клуб с высоким крыльцом и книжный магазин «Когиз». Было четыре библиотеки, в которые я был записан и обходил их раз или даже два в неделю. И две извилистые речушки, которые одинаково назывались «Брусунка» и одинаково впадали в Течу. Eще через Течу был мост, его сносило половодье, каждую весну он строился заново. В память об этом мосте на моем левом боку до сих пор остается белый шрам — нырял с моста и напоролся на железную сваю, что осталась от одного из прежних мостов…
У кого-то из старых авторов есть предостережение — не читайте старых писем. Перефразируем — не возвращайтесь туда, где проходило ваше детство.
Мы ползем по донельзя разбитой центральной улице Бродокалмака. Слева и справа — заросшие крапивой пустыри, тут были дома, жили мои одноклассники, учительница физики Надежда Федоровна, наш староста Вася Пирогов.
Красная школа, в которой, в учительской квартире, я жил с матерью, сохранилась. Навстречу теплому закату открыто окно, под которым стояла моя кровать. Громадные тополя — когда привозили и сваливали под ними сено для нашей коровы, я любил прыгать с них в пахучую сухую траву, а мать очень сердилась. А белая школа, где были старшие классы, стоит по ту сторону Брусунки, без окон, без дверей. Такой же обшарпанный бывший Госбанк. Куда-то исчезла библиотека, а в бывшем райкоме — по- видимому, жилье… На улицах почти нет людей. Даже у клуба, где всегда толпились ребятишки. Да и похоже, что это уже не клуб…
Я узнаю дома и мостики, я вспоминаю, как на причудливой Брусунке мы устраивали пруды и бегали босиком по мягкой траве…
Я не свернул к берегу Течи. Потому что лучше, чем тогда, в детстве, я знал, что сделали с этой ласковой рекой, где была чистая вода и желтый песок. Там, выше по течению, был и остается химкомбинат «Маяк». В те далекие годы, когда ничего не знали об экологии и ничего — о заводе, где делали атомные бомбы, в Течу периодически сбрасывали отходы этого завода. Досбрасывались — в 1957 году взорвался отстойник на озере Кара- чай, страшное облако прошло через Южный Урал, Курганскую и Тюменскую области.
Тогда Течу закрыли. То есть она продолжала течь, но ни пить, ни купаться уже не разрешали. Реку здесь и ниже огородили бетонными столбами с колючей проволокой. Я только читал об этом, но на этот раз и увидел.
Не в Бродокалмаке, а дальше в Нижней Петропавловке, которая сейчас в таком же запустении. Над рекой стоит, словно после бомбардировки, разбитая громадина-церковь, а по берегу извилистый ряд бетонных столбов. Только проволоки, как мне показалось, уже нет. От реки доносится детский визг. У церкви, почти на самой дороге, сидит девушка — продает ведро лесной вишни. Ждет…
Все должно быть в системе. Но природа не терпит однообразия. Вдоль Течи, я всегда это помнил, одна за другой стояли три деревни — Бродокалмак, Русская Теча и Петропавловка. О двух я вам рассказал. А Русская Теча — словно в другом измерении. Совершенно цветущее село. Нет брошенных домов с проваленными крышами и пустыми окнами. Гладкий асфальт. Чистая трава у ворот. Люди на лавочках или гуляющие по улице. Все другое. И оттого еще больнее воспоминание о двух еле живых деревнях, из которых прошлое уже ушло, а новое время проскочило мимо, как асфальтовый большак.
Рафаэль ГОЛЬДБEРГ