X

  • 22 Ноябрь
  • 2024 года
  • № 130
  • 5629

Человек кино

Начало в NN 75, 76, 77.

Не земля расставаний, а зашит встреч

За годы моей работы в Тюмени довелось снимать киноматериалы на Самотлоре и Харасавэе, в Сургуте и на острове Белом, на Медвежьем и Ямбурге, в Тамбее и Салехарде, Тобольске и Мысе Каменном. Там, где строились новые города и поселки, осваивались нефтегазовые месторождения, где создавался топливно-энергетический комплекс, продолжающий кормить Россию и сегодня.

Это время было прекрасное, яростное и дерзновенное. Моя камера снимала известных всей стране буровых мастеров, геологов-первооткрывателей нефти и газа, строителей, ученых, оленеводов, хлеборобов, врачей… Нетрудно было заметить, что объединяли их прямо-таки фанатичная любовь к сибирской земле и преданность своему делу. До сего времени они служат для меня образцом служения Отечеству. В своем сердце храню глубочайшее уважение к ним.

Открыть для себя незаурядного, интересного человека и рассказать о нем другим — это ли не счастливая удача для журналиста? Каждая такая встреча — это естественно, сюжет для киножурналов «Советский Урал» и «Новости дня», а для себя — мощный духовный заряд.

Степан Повх, легенда Самотлоре

Что касается мужества, то я не раз наблюдал его проявления в поступках оленеводов и рыбаков, геологов и нефтедобытчиков. Бесспорно, таким чрезвычайно мужественным человеком (и изумительным профессионалом) был буровой мастер Степан Повх, пробуривший знаменитую нефтяную 200-ю скважину — первую промышленную на Самотлоре.

Степана Ананьевича я снимал несколько раз, любил бывать в его бригаде и всегда радовался атмосфере дружбы, царившей в этом коллективе. Повх был личностью исключительной — сродни тем вожакам, за которыми по одному знаку, не колеблясь, идут на штурм, забывая о себе, помня только о деле. Eго не просто уважали -любили и верили безгранично.

По своей натуре Степан Повх принадлежал к романтикам, неуспокоенным странникам, которые не думали о «длинном рубле», о личных благах и наградах. Их вели вперед жажда творчества, азарт первооткрывания, и этим они заражали всех, кто был рядом.

Наверное, вам это покажется излишне красивым и надуманным, но Степана Повха я сравнил бы с тем поэтическим парусом, что ищет бури. Он рвался к новому, неизведанному, и чем труднее дело — тем лучше. Может, я ошибаюсь, но думаю, что не оборвись так рано его жизнь, он вновь был бы сейчас там, где продолжается поиск — возможно, в суровых широтах Заполярья. Каким человеком и трудягой был знаменитый буровой мастер, можно судить и по тому, что открытое тюменскими геологами крупное нефтяное месторождение в его честь и в память о нем было названо Повховским.

Вершины Максима Сергеева

Когда я думаю Степане Ананьевиче, то вспоминаю еще одного бурового мастера — Максима Ивановича Сергеева.

Внешне он казался полной противоположностью Повху: степенный, уравновешенный, склонный к оседлости. Я его снимал, когда он руководил буровой бригадой в Нефтеюганске. Между тем, есть много общего в Повхе и Сергееве, причем в главном. Все силы и время Максим Иванович отдавал делу и коллективу, в котором трудился. Он не искал славы, она сама пришла к нему вместе с глубоким уважением людей, ласково называвших его «батей». Делегат партийных съездов, кандидат в члены ЦК КПСС, почетный нефтяник СССР. До таких высот подняло этого рабочего человека доверие коллектива.

Не стану вспоминать всех обстоятельств, при которых я снимал свой киносюжет, расскажу лишь об одном эпизоде.

Наблюдая за Сергеевым на буровой, слушая его спокойные распоряжения, больше похожие на товарищеские советы, чем на приказы (кстати, в такой же манере руководил и Повх), я иногда замечал, как на его лице вдруг возникала гримаса боли. В такие минуты Максим Иванович отворачивался и отирал со лба пот. Потом как ни в чем не бывало возвращался к работе. Оказалось, что вот уже несколько дней его терзал страшнейший приступ радикулита.

Лишь тот, кому ведома эта напасть, может оценить силу воли уже немолодого человека, который упорно выходил на ежедневную трудную работу, не желая слышать о бюллетенях и врачах.

Наверное, это и есть истинное мужество.

Директор «Казымского»

… В оленеводческий совхоз «Казымский» из районного центра Березово я добирался попутным вертолетом. День только начинался. От поселковой летной площадки до конторы меня с киносъемочной аппаратурой подвез на резвой пегой лошадке, впряженной в сани, местный возница.

Конторой совхоза оказалась большая бревенчатая изба в центре поселка. Я вошел в просторный коридор и из-за неплотно прикрытой двери услышал хрипловатый голос: «Я — Казым! Я — Казым! Вас понял. Оставайтесь в том же квадрате. Не допустите разгона оленей. Организуйте дежурство. Сегодня же высылаю вертолетом охотников. Как поняли? Прием…».

Позже директор совхоза Михаил Иванович Вокуев (а это он был на связи с пастухами) рассказал, что на оленей напали голодные волки и преследуют стадо. Пастухи просят помощи… Так началось наше знакомство с Вокуевым. Это был немолодой, коренастый человек, с гладко выбритым лицом. Карие глаза его искрились добрым лукавством.

Директор оленеводческого совхоза должен быть всегда готов к любому повороту событий, потому что на Севере, в тундре, неожиданность -скорее правило, чем исключение. Приезжему многое здесь кажется необычным. Совхоз «Казымский» -не просто название. Это целое государство.

На этой территории могли бы разместиться две Бельгии. Шесть с половиной миллионов гектаров! Дороги здесь длинные: до Юильска — двести километров, до Нумто — триста пятьдесят…

Я приехал в период весеннего каслания (перегона) оленей ближе к морю, на летние пастбища. Мне хотелось побывать в стадах, снять все происходящее. Но как туда попасть? К моему счастью, на центральную усадьбу приехали оленеводы, которые привезли своих детишек после весенних каникул в школу-интернат. По просьбе директора они пообещали взять меня с собой.

Рано поутру, сообщив по рации в бригаду о нашем выезде, мы на четырех упряжках отправились в дорогу. Впервые в своей жизни ехал на нартах. До бригадного чума добирались двое суток. Дорога была, прямо скажем, не из легких, но завораживала меня северной экзотикой. И светло-голубой снег, и солнце, и стужа…

На закате первого дня дороги я впервые созерцал сказочный окружающий пейзаж. На белоснежных опушках стояли обледеневшие, словно отлитые из алюминия, деревья с окрашенными в сине-оранжевый цвет верхушками, освещенные последними лучами заходящего солнца. Подобное можно увидеть разве что в фантастических фильмах.

Ночевали, зарывшись в сугроб под кустом. Для безопасности у изголовья лежала собака, которая сопровождала нас от самого поселка. Питались строганиной из свежемороженого оленьего мяса и рыбы. Хлеб, колбаса, консервы, взятые мной в дорогу, от мороза превратились в ледяные комки и в пищу не годились.

Оленеводы встретили очень радушно. В чуме на железной печке-буржуйке закипел чайник. Попили чайку и, понемножку, более крепкого напитка. Отогрелись, договорились о завтрашней поездке в стадо. Я проверил кинокамеру и задремал на оленьих шкурах у печки.

Утром вышли на связь с центральной усадьбой. Для рации здесь потребовалось весьма необычное сооружение. На длинной дощатой скамейке была установлена динамо-машина. На один конец скамейки садился оленевод и начинал вращать обе ручки динамо, связанного проводами с металлическим ящиком рации. Бригадир, взяв микрофон, словно запричитал: «Казым, Казым! Я УЦО один, я УЦО один! Как меня слышите? Прием…». Казым нас услышал. На связи был сам Михаил Иванович. Спросил: «Какой урон нанесли волки оленьему стаду? Отстреляли их охотники? Не беспокоят оленей снова волки?». Поинтересовался, как доехали, как здоровье.

После сеанса радиосвязи мы на оленьих упряжках отправились в стадо. Съемки прошли довольно удачно.

… Шесть долгих лет поднимал Вокуев оленеводство, боролся за каждого олененка. На день моего приезда в совхозе насчитывалось двадцать три тысячи голов. Вместе со специалистами директор сотни раз просчитывал дела совхозные. И все сходилось на том, что путь к достатку лежит через специализацию. Это и определило успех «Казымского». Главная усадьба совхоза — ближе к райцентру, сюда проще завозить корма, а значит, можно организовать новое дело. Завели и стали выращивать черно-бурых лисиц. На голом пустыре выросла звероферма — валютный цех совхоза Хозяйство окрепло, стало миллионером.

Михаил Иванович раньше был агрономом в Саранпауле. В свое время окончил Тюменский сельхозтехникум. Сын охотника стал удачливым хозяином, которого знал каждый в этой северной стороне.

О директоре Вокуеве и его совхозе я рассказал в документальном фильме — специальном выпуске киножурнала «Советский Урал» в 1972 году.

Окончание следует.

***
фото: Малица — не роскошь, а средство выживания в условиях Крайнего Севера;Оператор Круговых снимает на буровой.

Поделиться ссылкой:

Оставить комментарий

Размер шрифта

Пунктов

Интервал

Пунктов

Кернинг

Стиль шрифта

Изображения

Цвета сайта