Гражданин и его Родина
Четыре года назад произошли трагические события на Дубровке, за которые, кажется, так никто и не ответил.
Весь прошлый век нас уверяли, что нормальное дело для гражданина — прежде думать о Родине, а потом о себе. Подразумевалось, что уж Родина-то о тебе позаботится. Автоматически. По определению. Однако события последних лет сумели основательно расшатать эту убежденность. Один из последних гвоздей в крышку старой коробки с иллюзиями вколотил «Норд-ост».
Я хорошо помню влажный безмятежный вечер в Москве, блестящий асфальт на улице Горького, только что закончившуюся толкотню на выставке «Пресса — сколько-то там», воркующие парочки за кофе с пирожными в бывшей булочной Филиппова. И незамеченные в этой безмятежности, проскользнувшие мимо всех постов машины, набитые вооруженными боевиками.
А утром мы проснулись в другой стране. Потом скольжение «в другую страну» продолжалось. И, мне думается, продолжается. В этой «другой» уже не существует прежнего соотношения между гражданином и его Родиной. В этой «другой», как мы видим, все думают о себе. Родина, или то, что ее олицетворяет, что говорит от ее имени, — о себе. Гражданин охотно следует этому примеру.
А ведь все началось с «Норд-оста». Самое трагичное — не то, что «всезнающие и всевидящие» милицейские посты умудрились не заметить десанта боевиков в самом центре столицы. И не то, с какой легкостью Бараев и его шахидки захватили едва ли не тысячу заложников. И не то,- с какой жестокой твердостью власти отказались от переговоров. И не то, как стыдливо самоустранились от происходящего чеченцы-москвичи, граждане России, бросив на произвол судьбы других ее граждан.
Трагедия — в возмутительном равнодушии, с которым и те, и другие, и третьи воспринимали еще живых, еще живущих заложников. Трое суток они оставались без еды и питья. Отчаянная попытка журналистки Анны Политковской, в одиночку мотающейся от киоска с напитками к заложникам и обратно, — не в счет.
Зато о ней потом будет сказано, что, мол, неизвестная, незнаменитая, ничего особенного не совершившая. Тоже лыко в строку в отношениях «Родина-гражданин».
«Норд-ост» — событие, которого нет в списке официальных российских скорбных дней. Вероятно, власть понимает всю неказистость случившегося и не хотела бы напоминать о нем. Хотя, смею думать, те из нас, кто просто граждане, пусть и не берущие на себя права говорить от имени всей Родины, никогда о «Норд-осте» не забывают.
Да, там, на Дубровке и вокруг, в кабинетах, где принимались ответственные решения, было много странного. Жаль, что четырех лет оказалось недостаточно, чтобы выяснить: кто принял решение уплатить за смерть трех десятков боевиков, изначально готовых к смерти, жизнью 129 человек, случайно оказавшихся в тот вечер на Дубровке? Кто виноват в том, что эти люди погибли? Кто виноват в том, что силовики, планирующие операцию, сделали заложников дважды заложниками — боевиков и чьих-то золотопогонных амбиций?
Когда начиналась новая история России, были попытки изменить отношение к священной человеческой жизни. Можно вспомнить август 1991 года и прозвучавшие на весь мир слова: «Простите нас за то, что не уберегли…» В августе 1991 года в Москве погибли три человека. В октябре 2002 года в той же Москве Погибли 129 человек. Никто конкретно не взял на себя ответственности за их смерть. И не было суда над виновными в ошибке, если это можно назвать ошибкой. Правильным или неправильным было решение о штурме? Общество в неведении.
… Родина, не дорожащая жизнью своих детей, каждый день сама остается сиротой.