Над вымыслом слезами обольюсь
«Школа с театральным уклоном» — новая постановка на малой сцене Тюменского театра драмы.
Режиссер Михаил Заец собрал то же трио, которое занято в «Зиме» по Гришковцу: Сергей Скобелев, Александр Кудрин, Наталья Коротченко.
В пьесе Дмитрия Липскерова есть только мужчины: учитель физкультуры Трубецкой и учитель географии Серж. Роль Натальи Коротченко выросла из одной реплики: «Да».
«Да», — произнес женский голос, и не известно, откуда он прозвучал. Драматург не пояснил этого. Чревовещание, слуховая галлюцинация…
Женщины нет, вместо нее — тренировочное чучело. Трубецкой и Серж нарядили его в кружевное платье, напялили парик, прилепили смазливую мордашку. Чучелу признаются в любви, на нем женятся, оно рожает, его убивают, пытаются спасти, плачут над трупом.
Идет игра.
Вся жизнь проходит в школе с театральным уклоном.
Воображение подстегивает водка, распитая на двоих. Тоска. У Сержа больная жена и любовницы-крокодилицы. У Трубецкого даже этого нет.
Женщина-чучело не смешнее мифа о княжеском происхождении физкультурника или рассказов о странах, где географ никогда не бывал.
Параллельно наряженной кукле появляется женщина-призрак в белом платье. Герои не замечают ее. В финале греза о прекрасной незнакомке воплотилась в простушку-маляршу, которая будто бы откликнулась на вызов по бутафорскому телефону, пришла красить спортзал.
Что будет дальше?
Трубецкой и Серж сочиняют историю, в которой им хочется существовать. Сюжетные повороты однообразны, но не перестают нравиться участникам игры. Бывает, они меняют легенду на ходу, без предварительного уговора, вынуждая друг друга изворачиваться для продолжения вымысла, и таким образом обостряют удовольствие.
Каждодневные забавы не прискучат, если в них сосредоточено самое желанное. И самое больное.
Но всякий раз, по завершении истории, герои вынуждены возвращаться к недоученным урокам: физрук должен сделать ремонт в спортзале, географ — прочесть новый учебник, по которому будет преподавать.
Липскеров подчеркивает, что Трубецкой и Серж становятся красивыми только в своих фантазиях: там кипят классические страсти, там чувства утонченные, мысли возвышенные. В спектакле граница между действительным и воображаемым не такая резкая.
Исходные данные намечены приблизительно. У героев затрапезная внешность, их быт скуден, но все это без нарочитого натурализма. Не поймешь, в каком временном отрезке начинается действие, точка отсчета плавает, не привязанная к эпохе. Первичная инкарнация столь же условна, сколь условны последующие. Князь вызвал графа на дуэль, граф выбрал оружие — пистолеты, пистолеты лежат в шахматной коробке. Граф убит, из белой сорочки выпала красная лента — кровь.
Начиная игру, Трубецкой и Серж декорируют ее из подручных средств. Однако за спиной у них — большой иллюзион. Зеркальная стена дробится на панели, каждая панель поворачивается вокруг оси, на оборотной стороне проступают таинственные письмена (сценография Алексея Паненкова). Чучело откликается стоном басовых струн. Любой костюм к услугам игрока: ушел за зеркало в одном обличье, вернулся в другом.
Камерная обстановка не располагает к излишней театральности исполнения. Скобелев и Кудрин сосредоточены на внутреннем проживании. Особенно Скобелев, которому приходится играть большую часть эпизодов без партнерского общения, вести диалоги с несуществующим собеседником.
Вместе с тем, «Школа» пропитана театральностью, это еще от названия идет, и режиссер раскрутил из пьесы бесконечную спираль игры.
Мы видим прежде всего актеров. Не важно, как их зовут. Важно, что они привыкли изображать кого-то другого. И не все ли им равно, кто выступит объектом страсти? Пусть даже чучело, набитое опилками.
Спортивный снаряд — жеребец.
Ворох газетных обрывков — букет роз.
Ярко-оранжевые мячи — апельсины.
Обратное верно.
Нет сочувствия к людям, бегущим в фантазию от безнадежности. Eсть восторг, опьянение фантазией. Нет горького финала: женщина-греза продолжает игру после возвращения Трубецкого и Сержа в обыденность.
Игра — лучший или единственный из возможных способов существования?