Танька, тюменская беспризорная
Я встретила Таньку в кафе-бистро «Фристайл». Она ходила меж столов и тихим, хрипловатым голосом просила: «Подайте».
«Есть будешь?» — спросила я и подвинула кусок пиццы. Девчонка посмотрела подозрительно и недоверчиво. Села на краешек зеленого дивана, осторожно придвинула пиццу к себе. Она ела молча, иногда исподлобья бросая на меня косые взгляды.
— Как тебя зовут?
— Танька.
И снова долгое молчание. Оно ее ничуть не тяготило. Ей не было до меня особого дела.
Танька, жуя пиццу, смотрела в одну точку, словно пытаясь разглядеть на столе что-то невидимое для всех остальных. Худенькая, черноволосая, похожая на цыганскую девочку. А глаза голубые.
Она была бы даже симпатичной, если вместо старого пуховика с чужого плеча, вытянутого свитера и грязных джинсов одеть на нее красивую чистую одежду, причесать волосы и помыть руки.
— У тебя есть родители?
— Мать. А че?
Мне хотелось вести себя очень естественно, но я не могла подобрать нужных слов. Говорить с Танькой было трудно. На все вопросы она отвечала односложно и все время сидела, уставившись в стол.
У четырнадцатилетней девочки есть дом — комната в старом общежитии и мать, которая свое время проводит в компании собутыльников.
Утром Таньке нужно проснуться рано. Чем раньше, тем лучше. Чтобы уйти из дома, пока не проснется мать. Иначе не избежать ругани, оскорблений, а то и побоев. Особенно, если женщине нечем опохмелиться.
Начинается день. Длинный, холодный, пустой. Чаще всего девочка проводит его у дверей крупных магазинов в надежде, что кто-нибудь даст денег.
Школу забросила. Говорит, потому, что учителя ругали, а ребятишки дразнили «оборванкой».
Иногда Танька встречает таких же беспризорников, как она, и маленькими компаниями они ходят по кафешкам, как сегодня, или собираются где-нибудь в заброшенных домах, на чердаках. В складчину покупают сигарет и хлеба. Иногда эта трапеза — единственная за весь день.
Раньше Танька дружила с бабушкой, которая жила через два дома. Баба Зоя приголубливала ее, кормила супом и картошкой «с зажарками», разрешала оставаться на ночь. Девчонка вспоминает, что у бабы Зои было тепло, что она показывала ей фотографии и вязала носки. А потом бабушки не стало. Может, дети увезли к себе, а может, не стало вообще…
Тяжело терять близкого человека. А если он был единственным (про мать Таньки я не говорю)? Теперь друг и воспитатель девочки — улица.
— А ты знаешь, что есть такой детский клуб «Дзержинец»? Там работают добрые люди, которые помогают таким детям, как ты. Ты сможешь найти там друзей.
Танька замялась, явно не ожидав от «случайной знакомой» такого предложения. Мне же очень хотелось помочь этой девочке, привести ее в «Дзержинец», познакомить с «Ген Санычем» — Геннадием Александровичем Нечаевым — и его воспитанниками.
— Хочешь, пойдем туда вместе? Приходи сюда завтра с утра. В девять часов.
Она кивнула:
— У тебя есть еще пирог?
Я купила Таньке еще кусок пиццы. Хотелось поговорить с ней о чем-то хорошем, но, как назло, ничто не шло на ум. Я подумала, что Танька совсем не умеет улыбаться.
— Только приходи обязательно.
В понедельник утром без десяти девять я ждала ее у «Фристайла». Прошло минут сорок. Я спешила на работу. Девочка не пришла.
Неужели та жизнь, которой она живет, ее устраивает? Или она не поверила мне? Или опоздала? Может, я просто не дождалась?
Верю, что снова встречу ее. Только где и когда?