Последний десант
Окончание. Начало в №№ 63-64.
Историки спорят: стоило ли бросать десантников навстречу войскам 50-й армии: «… в конце января и начале февраля в тылу вяземской группировки противника сложилось несколько очагов борьбы советских войск. Это конники генерала Белова и пехотинцы 33й армии генерала Ефремова. К моменту принятия решения на применение 4-го воздушно-десантного корпуса положение указанных групп нельзя было считать даже удовлетворительным…» Положение советских войск на Западном направлении еще более ухудшилось после окружения в районе Ржева 29-й армии генерала Швецова, в состав которой входила и 246-я стрелковая дивизия, сформированная в июле 1941 года в Рыбинске «в основном из крестьян Омской области».
Для оказания помощи окруженным командующий Калининским фронтом генерал-полковник И.С. Конев, по примеру Жукова, принял решение десантировать в удерживаемый бойцами 246-й дивизии район Мончалово 4-й парашютно-десантный батальон 204-й воздушно-десантной бригады под командованием старшего лейтенанта П.А. Белоцерковского – более 400 человек.
Десантирование производилось в ночь на 17 февраля одиночными самолетами с высоты 300 метров – в расположение войск Швецова собралось лишь 166 человек, остальные погибли или попали в плен.
Через десять дней остатки 29-й армии в количестве 6 тысяч человек вырвались из кольца к своим. По немецким данным, в плен попали 4888 бойцов и командиров, в том числе командир 246-й стрелковой дивизии генерал-майор И.И. Мельников. Еще 26647 человек погибли на поле боя.
А окруженцы южнее и юго-восточнее Вязьмы держали оборону во вражеском тылу до июня 1942-го. В тех же местах в октябре 1941-го попавшие в окружение 37 советских дивизий, девять танковых бригад и 31 артиллерийский полк РГК продержались только три (!) дня.
Командующий этой, окруженной немцами группировкой генерал-лейтенант М.Ф. Лукин, дважды раненый и брошенный своими сослуживцами, в том числе и генералами, оказался в плену. Всего же в районе Вязьма – Брянск германские войска захватили в октябре 41-го 662000 пленных, 1242 танка, 5412 орудий…
В письме из плена генерал Лукин писал: «… Я ведь чист перед своей Родиной и своим народом, я дрался до последней возможности и в плен не сдавался, а меня взяли еле живого… У меня не осталось ни одного снаряда, не было горючего в машинах, с одними пулеметами и винтовками пытались прорваться… Окружающие меня командиры в панике разбежались, оставив меня, истекающего кровью, одного…»
По донесению одного из подразделений абвера (военной разведки): «… Большая часть окруженных в 1941 году красноармейцев вскоре, бросив оружие, добровольно вышла из лесов и сдалась».
Брошенные советскими частями при октябрьском разгроме 1941 года, огромные запасы вооружения стали в 1942 году основным источником снабжения для десантников Казанкина и кавалеристов Белова. Когда растаял снег, в лесах и болотах они нашли боеприпасы, минометы, орудия, даже дальнобойные, и танки, включая Т-34 и тяжелые КВ. Заново сформировали минометный дивизион, две артиллерийские батареи 152-миллиметровых гаубиц и отдельный танковый батальон.
А когда большая наступательная операция Западного фронта оказалась неудачной и удерживать «плацдарм» в тылу врага стало бессмысленно, около 10 тысяч бойцов и командиров «крылатой пехоты» и кавалерии прорвались через немецкие позиции и вышли в ночь на 28 июня в расположение 10-й армии.
Воздушно-десантные корпуса были переформированы в гвардейские стрелковые дивизии, из которых девять дивизий были направлены в июле 1942 года на Сталинградский (33-я, 34-я, 35-я, 36-я, 37-я, 38-я, 39-я, 40-я и 41-я) и одна – 32-я – на Северо-Кавказский фронт.
На базе 4-го воздушно-десантного корпуса создали 38-ю гвардейскую стрелковую дивизию. Ее возглавил полковник А.А. Онуфриев, бывший командир той самой 8-й бригады, участвовавшей в Вяземской воздушно-десантной операции января 1942-го.
Для сохранения ВДВ в декабре того же года в Подмосковье было сформировано десять новых воздушно-десантных дивизий. Все эти соединения в феврале 1943-го направили на Северо-Западный фронт. Им авансом присвоили звание гвардейских. И они это доверие оправдали: 1-я воздушно-десантная дивизия генерала Казанкина, в которой воевал мой отец Антон Петрович, участвовала в освобождении шестидесяти городов, получила наименование «Звенигородско-Бухарестской», награждена орденами Красного Знамени и Суворова. 20 ее воинов стали Героями Советского Союза.
Воздушно-десантные дивизии успешно вели боевые действия как стрелковые соединения.
Однако командование ВДВ убедило Сталина провести еще одно массовое десантирование – в тыл противника на правый берег Днепра.
***
Зачем десантнику голова?
Казалось бы, имея ценный опыт вяземских десантов 1942-го, теперь можно было предусмотреть все. Однако на деле этот опыт никому оказался не нужен, а просчеты в организации операции привели к новой трагедии.
Для высадки был выделен сводный воздушно-десантный корпус в составе 1-й, 3-й и 5-й гвардейских бригад под командованием заместителя командующего ВДВ генерал-майора И.И. Затевахина.
План операции утвердил представитель Ставки маршал Жуков. Целью десанта являлось содействие войскам 40-й армии Воронежского фронта в расширении Букринского плацдарма на западном берегу реки.
Но для соблюдения секретности обмен информацией между армейским и десантным штабами запретили, а боевой приказ командиры бригад получили 24 сентября 1943 года в 16.00 – за полтора часа до посадки «крылатой пехоты» в самолеты, поэтому комбаты, ротные и взводные инструктировали своих бойцов уже в воздухе.
«Редкая птица долетит до середины Днепра», – писал Н.В. Гоголь. Тот же казус произошел с транспортными самолетами. В результате потери пилотами ориентиров и желания побыстрее покинуть зону зенитного огня парашютисты и грузы сбрасывались беспорядочно с высоты до тысячи метров и на больших скоростях. Часть десантников была выброшена прямо в Днепр, 230 человек – на своей территории, а 13 самолетов вернулись обратно, так и не найдя района высадки.
Всего ночью 25 сентября удалось высадить 3-ю и два батальона 5-й воздушно-десантной бригады – 4575 человек. Они, в большинстве своем, приземлились прямо в расположение пяти немецких дивизий, в том числе двух танковых.
Но сообщить своему начальству о составе и группировке противника парашютисты не смогли из-за потери связи: радиостанции сбросили отдельно от блоков питания и шифровальных таблиц – и все это потерялось между Ржищевом и Черкассами на площади свыше 1500 квадратных километров!
Позднее на допросе в военной контрразведке «СМЕРШ» тюменец С.А. Мягков показал: «В 1942 году я окончил школу N 6 в г. Тюмени, был призван в Красную армию и направлен в г. Ульяновск на курсы специальной шифрсвязи. В мае 1943 года мне присвоили звание младшего лейтенанта и по разнарядке Генштаба назначили помощником начальника шифрсвязи в группу полковника Нестерова при штабе сформированного в г. Лебедин 1-го гвардейского воздушно-десантного корпуса.
В ночь на 25 сентября 1943 года мы вылетели с Лебединского аэродрома и выбросились на парашютах за Днепр в тыл к немцам между Киевом и Каневом. Я приземлился в 5-6 км от деревни Потапцы, обозначенной местом сбора, но не встретил там ни одного человека не только из своего самолета, но и из других.
Опасаясь за сохранность имевшихся при мне совершенно секретных шифров связи, я решил закопать их в землю. На следующий день я встретил гвардии майора Евстропова, помощника командира 3-й гвардейской воздушно-десантной бригады по политчасти, и одного рядового бойца. Втроем мы пошли к деревне Потапцы, где встретили старшего лейтенанта Доронина и незнакомого мне старшину. Связи с бригадой не было, и вообще мы не знали, где она и что с ней.
До 2 ноября нас в тылу немцев собралось 18 человек. Находиться за Днепром становилось все труднее – кругом кишели немцы. Мы прятались в балках, питались сырыми и грязными овощами. Я заболел дизентерией и сильно ослаб.
2 ноября, днем, нас обнаружили немцы и обстреляли. Майора убили. Другие разбежались. Остались двое – я и Доронин. Когда немцы приблизились к нам, Доронин застрелился. Отстреливаясь из автомата, я бросился к канаве, но до этого укрытия не добежал – был ранен осколками брошенной мне вслед гранаты. Когда пришел в сознание, надо мной стояли немцы. Меня подвели к автомашине, где я увидел еще двух пленных бойцов. Не допрашивая, меня доставили на сборный пункт пленных десантников на станцию Мироновка, откуда через транзитные лагеря в Умани и Перемышле я попал в шталаг № 326…»
Из-за неудачной выброски и отсутствия связи с левобережьем уцелевшие десантники были обречены на самостоятельные действия мелкими группами в районах своего приземления.
В октябре командир 5-й гвардейской воздушно-десантной бригады подполковник П.М. Сидорчук собрал в каневском лесу несколько таких групп, сколотил из них сводную бригаду в 600 человек и приступил к диверсиям на коммуникациях противника. Нашли исправную радиостанцию и связались со штабом 40-й армии.
Гитлеровцы блокировали этот район, чтобы уничтожить десант. При отходе в черкасский лес отличился наш земляк из деревни Снегиревой Армизонского района И.П. Кондратьев. Из бронебойного ружья он подбил четыре вражеских танка, две бронемашины и три грузовика с пехотой. За стойкость и мужество десантнику Кондратьеву было присвоено звание Героя Советского Союза. В том памятном бою его тяжело ранили. Спасли и выходили бойца сердобольные местные жители. После освобождения этой территории от оккупантов Кондратьева демобилизовали.
В 50-е годы, когда в стране проводилась кампания борьбы с мелкими хищениями социалистической собственности, Кондратьева осудили за растрату и отобрали Золотую Звезду. Потом, правда, разобрались, судимость сняли и вернули звание Героя и саму награду…
Неудача на Днепре была последней воздушно-десантной операцией в Великой Отечественной войне. Слишком сложной оказалась затея. В мемуарах Жукова о ней – ни строчки, как и о приказе Сталина, в котором, в частности, указано, что «выброска массового десанта в ночное время свидетельствует о неграмотности организаторов этого дела…»
Генерал армии С.М. Штеменко в книге «Генеральный штаб в годы войны» вспоминал, что Верховного Главнокомандующего «особо раздосадовала неудача с использованием 1-й, 3-й и 5-й гвардейских воздушно-десантных бригад…»
Маршал Н.Н. Воронов признался: «С большим сожалением нужно сказать, что мы, пионеры воздушного десанта, не имели разумных планов его использования».
А голова дана десантнику не для того, чтобы об нее разбивать кирпичи.