День стрельбы
Ровно семьдесят лет назад в нашей стране были открыты ворота «большого террора».
Правду говоря, стрельба не прекращалась со дня октябрьского переворота, так называли до 1927 года то, что впоследствии стало «Великой Октябрьской социалистической революцией». Благо, повод для стрельбы всегда находился. Донос. «Не те» политические взгляды. Богатство. Религиозные убеждения. И многое другое.
Но, как говаривал баснописец Крылов, «Делу чтоб придать законный вид и толк» надобен был документ. И документ появился. Приказ наркома внутренних дел Николая Ежова N 00447 о репрессировании бывших кулаков и «антисоветских элементов. По этому приказу уже единожды ограбленные и выселенные из родных мест «элементы» теперь и вовсе подлежали уничтожению. Теперь «на законных основаниях».
Перефразируем бывший партийный гимн. Ранее бывшие кем-то — офицерами, учителями, крестьянами, мастеровыми, священнослужителями, теперь они стали ничем. А вскоре и вообще перестали быть.
Приказ N 00447 «Об операции по репрессированию б. кулаков, уголовников и других антисоветских элементов» появился не вдруг. Заплечных дел мастера еще раньше стали пристреливать наганы. Так 2 июля 1937 года было приказано взять на учет всех вернувшихся из ссылки кулаков и расстрелять соответственно разнарядке. 9 июля был утвержден персональный состав «троек»: начальник управления НКВД, областной прокурор и первый секретарь обкома партии. Так сказать, вместо разделения властей — их соединение. Иными словами, «круговая порука»: повязанные кровью.
Кстати, о разнарядке. На Омскую область было «выделено» — 1000 человек осудить по первой категории, к расстрелу. По второй — 2500.
Пока шли бумаги из Москвы, в воздухе уже пахло грозой. Камеры оперативных секторов наполнялись. Вот несколько имен из тех, кто пал жертвой «большого террора» в 1937 году.
Илья Беседин, плотник из села Южное Плетневе, арестован 29 июля. Ян Гочинский, зав. сапожной мастерской тюменского горотдела НКВД, 29 июля. Андриан Горбунов, плотник зерносовхоза «Коммунар», 29 июля. Ефросинья Девяткова, пчеловод из Нижней Тавды, 30 июля. Михаил Карпович, учитель математики тюменской школы N 6, 29 июля…
На совещании в Москве «железный нарком» огласил перед начальниками УНКВД планы реализации приказа N 00447.
И тут случилось неожиданное: встал Салынь, начальник Омского управления: «Заявляю со всей ответственностью, — сказал он, -что в Омской области не имеется подобного количества врагов народа и троцкистов. И считаю совершенно недопустимым заранее намечать количество людей, подлежащих аресту и расстрелу». — Вот первый враг, который сам себя выявил! — закричал Ежов. Он вызвал коменданта и приказал арестовать Салыня. Салынь был расстрелян. На его место в Омск поехал Горбач. Уже к 13 августа в Омской области было арестовано и приговорено к расстрелу не тысяча, а 5444 человека. Горбач обратился в Москву с просьбой увеличить лимит до 8000. На письме Горбача сохранилась резолюция синим карандашом генсека: «За увеличение лимита до 8 тысяч».
Горбач, «успешно» реализующий приказ N 00447, был переведен в Новосибирск. Позднее расстрелян. Был расстрелян и капитан госбезопасности Валухин, сменивший Горбача в Омске.
… Вот о чем напоминает 30 июля, обычный день в календаре.
А в Тюмени мемориальный камень, установленный у расстрельного дома на углу улиц Республики и Семакова, «неизвестные» обливают краской. Неспешная прокуратура по заявлению общества жертв политических репрессий возбудила дело N 200703451/14. Но недавно отписалась, что дело это «производством приостановлено». Говорят, что следователи ушли в отпуск.
И то верно — куда спешить, не тридцать седьмой год.