Перевертыши в старом замке
«Невинные игры» – какоето невнятное название у премьеры тюменского театра драмы. Должно быть в театре надеялись привлечь публику таким названием. Игры – это интригует. Тем более – невинные. И на афише бабочка. Красиво.
Гигантские бабочки, заключенные в рамы, украшают стены старинного замка, где происходит действие, они вместо фамильных портретов; служанка смахивает с них пыль метелкой. На растяжке у входа в театр, появившейся перед премьерой, тоже были бабочки, многократно увеличенные насекомые: крылья-то романтичные, а тельце мохнатое, мерзкое.
Чистый декор на сцене неуместен, значит, в бабочках скрыта метафора. Однако она такая же невнятная, как и название спектакля. Что бабочка? Символ кратковременности жизни, одна из самых впечатляющих метаморфоз природы, жертва энтомолога, замаскированная ложь?
Пьеса Анри де Мантона, по которой Александр Цодиков поставил спектакль, называется «Челядь», или «Слуги», в зависимости от перевода. Не следует брать во внимание смысловой ряд отечественной культуры, от «слуг Отчизны» до «слуг народа». Во французской пьесе представлена позиция: одни люди сверху, другие снизу. Но те, кто сверху, – не хозяева. А хозяева не «над» и не «под», они вне. Свободные люди, по-настоящему свободные, они не нуждаются в слугах.
В общем-то, можно сказать, что это позиция игровая, отсюда «игры» в названии. Вспоминается другая постановка тюменского драмтеатра, недавно снятая с репертуара, – «Игры на заднем дворе». Действие происходило за парадным занавесом, режиссер обнажил неприглядную, грубую изнанку жизни, которую цивилизованные люди предпочитают не замечать, замалчивать. Талантливое художественное решение усилило публицистический пафос текста: дети заигрались и совершили преступление; взрослые расследуют это преступление через игру, входят в роли; нормы приличия – игра, за которой спрятано истинное положение вещей.
В новой постановке совсем другая история и другая эстетика. Зритель волен искать аллюзии, однако прежде должен принять абстракцию. Обстановка на сцене условная, ситуция условная, фигуры условные. Нет характеров, есть типы.
Двое молодых слуг живут в замке, который уже сорок лет не навещали хозяева. Рады тому, что вырвались из сельской рутины, но рутина нынешняя им тоже надоела. Мечтают обрести хозяев, прислуживать им, угождать, мечтают уехать с ними в город, страшатся возвращения в прежний быт и не меньше опасаются того, что хозяева так и не приедут. Молодые слуги – бесцветные и безликие, примут любую окраску, подстроятся под любой порядок, подвержены любому влиянию.
Двое пожилых слуг поселились в деревне, однако чураются деревенских обычаев. Они знают, как надо служить, как должны выглядеть и вести себя господа, у них четкое, черно-белое, предельно контрастное представление об иерархии, почти пародийное, пока не обнаружится параноидальное.
Двое молодых хозяев, симпатичные влюбленные, для которых старый замок и прежние уставы – экзотика; они не нуждаются в услужении.
Имена персонажей лишены конкретики: французские перемешаны с итальянскими, испанскими и английскими. Имена взяты для удобства обозначения фигур, дополнительной нагрузки они не несут, разве что подчеркивают обобщение.
Конструкция выстроена виртуозно. Молодые слуги играют в слуг, это их главное развлечение и единственная возможность хоть немного соответствовать статусу, пусть приблизительно, наивно, по-детски.
Затем старые слуги учат молодых, как надо служить. Для наглядности превращаются в хозяев, копируют чужие повадки. То есть, слуги, играющие в слуг, учатся мастерству у других слуг, играющих в хозяев.
Молодые слуги готовы применить выученную схему отношений. Настоящие хозяева эту схему разрушили. Они отменили правила игры, но молодые слуги не могут понять, что новых правил тоже нет, игры нет, и пытаются уловить то, чего нет, подражая хозяевам.
Второй визит старых слуг опять меняет ситуацию: не верьте хозяевам, они не те, за кого себя выдают.
Чтобы разоблачить «мошенников», слуги затеяли прежний спектакль: старые притворились хозяевами, молодые им подыграли, а настоящие хозяева оказались пленниками вымысла.
Остроумной драматургической конструкции не хватает остроумного воплощения. Это главный недостаток тюменской постановки. Если бы все актеры держали интерес зрителя, не возникло бы вопроса: «А зачем все это надо». Пока такой вопрос есть. Забываешь о нем только ради удовольствия, доставляемого игрой Ирины Тутуловой и Геннадия Баширова. Парочка старых слуг возникла из затемнения, словно из кошмара, луч прожектора нашел их у белой стены, это похоже на фокус, на кадр из черно-белого кино.
Стильный, графичный мираж, жуткий и в то же время смешной, карикатурный. Двигатель сюжета.
***
фото: сцены из спектакля «Невинные игры».