О северном костюме, этносах и политике.
Что говорит вам такое выражение, как «белые воротнички»? А «синие робы»? Или неологизм последних лет – «оранжевые человечки»? Первые – без сомнения, клерки, менеджеры средней руки, банковские служащие, программисты. Вторые – рабочий класс. Третьи (для тех, кто не знаком с современным городским фольклором) – дорожные рабочие, выходцы из бывших среднеазиатских республик СССР.
Казалось бы, всего лишь обозначения особенностей одежды, а, в действительности, – совершенно четкое определение принадлежности к социальному слою, виду деятельности, к определенной культуре. Сегодня в эпоху унификации всего и вся, стирания границ и граней, осознания человеком своей принадлежности не к маленькой группке людей, а ко всему человечеству, костюм, как и тысячелетия назад, остается элементом культуры, который, с одной стороны, спасает от обезличивания, а с другой – является своеобразным сигналом для окружающих, демонстрируя социальную идентичность его владельца.
Городской костюм еще ждет своего исследователя, а вот что касается традиционной одежды народов Севера, то им (и костюмам, и народам) повезло больше – их изучением занимаются научные сотрудники лаборатории антропологии и этнографии Института проблем освоения Севера РАН. О традиционном костюме ханты и манси, его роли в жизни этих народов, об изменении этнической культуры и ее адаптации к современным условиям мы побеседуем с Аксаной Александровной Богордаевой, кандидатом исторических наук, старшим научным сотрудником ИПОС.
Интерес к традиционной одежде северных народов не случаен. Костюм до сих пор относится к мало исследованному элементу культуры. Нам, людям малосведущим, кажется, что он сохранился в неизменном виде, однако, это не так. В действительности одежда северных народов постоянно видоизменяется. Скажем, раньше в ходу были вышитые рубахи, сейчас преобладают платья. Шубы шьют, в основном, из оленьих шкур, а раньше традиционными были шубы из шкурок зверей – белки, колонка, зайца. В зависимости от материала, из которого сшита одежда, меняются орнаменты: на вышивках – одни рисунки, в бисере – совсем другие.
Кстати, о бисере. Этот материал для украшения одежды можно рассматривать как своеобразное связующее звено между этнографами и историками, изучающими механизм расселения людей на территории Западной Сибири. По тому, как распространялся бисер, можно проследить, как расселялись ханты и манси в бассейне Оби.
Исследования археологов говорят о том, что бисер в Сибирь был импортирован из Индии через Китай. Древнее население Западной Сибири было знакомо с ним достаточно давно, а ханты и манси – преемники древних народов, их культура базируется на элементах культуры племен, которые жили здесь до них.
Таким же образом можно проследить, откуда приходили на Север ткани. Этот процесс тоже свидетельствует о том, как чужая культура постепенно вливалась в культуру ханты и манси.
– Этнологи считают: для того, чтобы элемент одной культуры вошел в другую, нужны определенные условия, определенная почва, – говорит Аксана Богордаева. – У ханты и манси она была – ткачество, еще в начале XX века они умели ткать. Ткали из крапивы, конопли, льна, а нитки получали из овечьей и собачьей шерсти, сами их окрашивали.
Когда в Сибирь пошел приток дешевой ткани, ханты и манси ткачеством перестали заниматься. Но это не значит, что ткани фабричного производства появились в Сибири сравнительно недавно – всего столетие назад. Еще знаменитая Мангазея снабжала жителей Севера и шелковыми тканями, и сукном, даже английским. Но вот что интересно: появление фабричных тканей и их широкое распространение привело к тому, что в прошлом веке изменилась одежда. Произошло изменение покроя, вышивка сменилась аппликацией. Сегодняшнее традиционное платье, которое носят женщины ханты и манси, появилось лишь на рубеже XIX-XX веков, прежде были рубахи из домотканого полотна с вышивкой.
Изучать одежду как элемент культуры сложно. Ткань – «дело тонкое», в обычных условиях долго не хранится. Поэтому приходится кропотливо изучать этнографическую литературу – описания путешественников, зарисовки, документальные акты.
– Классический автор XVIII века, написавший первый труд о ханты и манси, – рассказывает Аксана Александровна, – Григорий Новицкий, миссионер в составе группы Филофея Лещинского. Его записки были найдены в середине XIX века и тогда же опубликованы. От Новицкого мы знаем, что уже тогда у северных народов была одежда из шелка и сукна. А в своем исследовании я пыталась проследить, как историкополитические процессы влияли на традиционную одежду. Несомненно, повлияла и христианизация – во время крещения вновь обращенным выдавались обычные русские рубахи и верхняя одежда. Вогульским и остяцким князьям, которые принимали российское подданство, дарили жалованную одежду: сапоги, кафтаны, шапки… Так элементы одежды, принадлежащие к другой культуре, проникали в культуру и быт северных народов.
Шло время, и, как бы обособленно ни жили ханты и манси, цивилизация вмешивалась в их бытие, меняя традиционный уклад жизни. Социально-экономические процессы, происходившие в России в первой половине XX века, принесли значительные перемены в жизнь северных народов, а, значит, и в их культуру.
– Роль коллективизации в изменении традиционного образа жизни трудно преуменьшить, – говорит Богордаева. – Если раньше хозяйство было самообеспечивающим, и на добываемую пушнину, рыбу и прочие плоды своего труда ханты и манси выменивали продукты и другие товары, то теперь они зарабатывали трудодни, а не натуральный продукт. И уже эти трудодни обменивали на товары. В 30-е годы северные народы оказались включеными в политико-экономическую жизнь государства. Раньше они жили обособленно, а сейчас принимали активное участие во всем, будь то война, раскулачивание, «красный чум», ликбез или интернаты… Но при этом менялся их кругозор, им, что называется, на дом доставляли блага цивилизации – сначала книги, затем радио, телефон, телевидение… Сегодня в тундре не редкость даже Интернет. Отныне ханты и манси могли наблюдать, как живут люди в других районах страны и земли. У них формировался новый образ мира.
Не мог не измениться и костюм: во-первых, костюмы различных этнических групп постепенно становились более унифицированными. Стирались признаки, которые были характерны для той или иной этнической группы. Во-вторых, во второй половине XX века традиционная одежда все больше начинает сочетаться с покупной. Исследования этнографов показывают, что покупная одежда используется даже для отправления религиозных обрядов: ханты и манси облачают своих духов в фабричную одежду – шапочки, китайские шелковые халаты, фланелевые клетчатые рубашки.
Мужской традиционный повседневный костюм почти исчез, его заменила европеизированная одежда, которую носят практически все мужчины вне зависимости от места проживания и видов деятельности. Традиционная одежда сохранилась только как производственная: малица, кумыш, парка. А женская одежда оказалась более консервативной – она сохранилась почти в нетронутом виде, за исключением нижней, которая стала покупной на 99%.
В 80-90-е годы прошлого века в северных округах, как и во многих других регионах и республиках Советского Союза, начался процесс национального возрождения. Появились национальные объединения «Спасение Югры» и «Ямал – потомкам». Начали интересоваться вопросами сохранения традиционной культуры, возвращения к национальным истокам. Национальная интеллигенция осознала, что надо передать что-то своим потомкам, а для этого – сохранить то, что есть, что еще не утрачено. Эти процессы повлияли в значительной степени и на традиционный костюм – он начал постепенно возвращаться в жизнь. Возврат к традиционной одежде стал своеобразным толчком к пробуждению национального самосознания.
По мнению исследователей, человек, который носит одежду традиционную для его национальности, ощущает и свою принадлежность к этой национальности. С этой точки зрения, можно рассматривать возрождение традиционного костюма как одну из важнейших составляющих процесса сохранения нации. Но возникает вполне закономерный вопрос: что такое традиционная одежда сегодня – насущная необходимость или один из способов национальной самоидентификации?
– Нельзя рассматривать костюм только как элемент политического влияния, – считает Аксана Богордаева. – Здесь мы сталкиваемся с таким вопросом, как удобство одежды. Традиционная одежда считается наиболее приспособленной к тем условиям жизни, в которых проживает этнос. Малица, парка, кумыш – они сегодня сохраняются только благодаря тому, что наиболее приспособлены к тяжелым природным условиям и к той хозяйственной деятельности, которой занимаются ханты и манси. То есть некоторые элементы национальной одежды сохраняют свою практическую значимость. А иные остаются исключительно как декоративные, носят большей частью этнический характер, позволяя подчеркнуть свою национальную принадлежность.
Каковы же перспективы развития национального традиционного костюма и, естественно, сохранения культуры как таковой и сохранения этноса?
Исследователи сходятся на следующих позициях. Во-первых, говоря о сохранении культуры, нужно понимать, что она не статична, она развивается, в ней появляются новые элементы, но при этом она остается этнической культурой, основанной на традициях, которые передаются из поколения в поколение. На этом базируется сохранение народа, его этнической специфики. Во-вторых, сохранение традиционной культуры во многом связано с сохранением традиционного образа жизни, основанного опять же на традиционных видах деятельности: охоте, рыболовстве, оленеводстве. А если люди вынуждены уезжать в населенные пункты, вести оседлый образ жизни, если они выброшены из своей традиционной среды обитания, это меняет их сознание, их мировоззрение и культуру. Человеку, живущему в условиях цивилизации, не нужна одежда, которую он использовал, занимаясь оленеводством.
Утрируя, можно сказать, что с нашими северными народностями может произойти то, что в свое время произошло с индейцами, которые были вытеснены со своих территорий и лишены возможности заниматься традиционными видами деятельности. Что осталось сегодня от индейской культуры, кроме написанных по-английски книг про Чингачгука и картинок в учебниках по истории?
Однако Аксана Александровна со мной не согласна:
– В конце XIX века известные исследователи Сибири писали о том, что исчезают остяки и вогулы. Прошло сто лет, и мы снова говорим, что они исчезают. Но они почему-то продолжают существовать. Главное – этническое самосознание. Традиционная культура изменяется, но она имеет в себе потенциал сохраняться и развиваться на протяжении столетий, модифицируясь, адаптируясь к определенным условиям. Если есть люди, которые называют себя ханты, значит, этот народ и эта культура еще существуют. По данным переписи 2002 года, количество ханты и манси у нас увеличилось по сравнению с переписью 1989 года. Идут широкомасштабные исследования культуры, изучается язык, появляется литература на национальных языках, ведутся исследования по изучению прежних форм культуры, создаются музеи, проводятся традиционные праздники. Угасания культуры мы не наблюдаем.
Есть демократия, которая насаждается сверху. Есть демократия, которая идет из народа. Также и с культурой. Есть культура, которая идет из народа, воспроизводится изнутри, а есть культура, которую несут в народ. И это разные вещи.
Сегодня во многом культура возрождается не столько за счет сохранения традиционного образа жизни, сколько поддерживается административным путем.
Власть дала возможность ханты и манси, которые были исключены из своей традиционной деятельности, применить свои традиционные знания и навыки в других сферах. Сегодня в северных округах активно развиваются традиционные ремесла, изготовление предметов традиционной культуры дает возможность выжить, обеспечить себя доходом.
Получается, что если раньше производство развивало культуру, то сегодня принадлежность к определенной культуре и воспроизведение ее элементов, в том числе традиционного костюма, помогает сохранить хоть какое-то производство и тем самым дает возможность этносу сохраниться. Тоже интересно. И, что характерно, речь при этом идет не только о северных народах. Наверное, это один из закономерных этапов развития общества.
– Я думаю, – говорит Аксана Богордаева, – что если бы нечего было сохранять, и если бы не было желания у тех, ради кого это делают, то ничего бы и не получилось. У человека есть потребность ощущать свою принадлежность к какой-то этнической группе, а власть ее поддерживает. И это правильно.