Что держит человека на плаву
В истории каждого города есть люди, которые становятся легендами.
И не только потому, что они многое сделали, воспитали достойных своих продолжателей, но и просто потому, что к ним, пережившим немало собственных драм и трагедий, добившихся всего в этой жизни собственным трудом, идут за мудрым советом и добрым словом. Их любят и чтят ученики и собственные внуки. За благородство, мужество и человечность. Правда, сами они не любят громких слов.
К таким легендарным тюменцам можно по праву отнести Анну Корокотину, 35 лет преподающую русскую и советскую литературу в Тюменском госуниверситете.
— Анна Марковна, вы же не коренная тюменка. Откуда и когда приехали?
— Из Томска, в 1974 году. С Томском меня связывают самые дорогие воспоминания детства и юности: учеба в школе, студенческие годы, аспирантура и работа в университете. А в середине 70-х ректор ТГУ Игорь Александрович Александров пригласил меня заведовать кафедрой, которая открывалась на историко-филологическом факультете. Мне очень хотелось самостоятельной работы, и я согласилась.
К Тюмени привыкала трудно, в первые годы по Томску очень скучала. Помню, что своих первых выпускников с гордостью отправляла в Томск и ждала, что вернутся восторженные, но они, к моему удивлению, оставались преданными Тюмени, для них «столица деревень» была дороже. Тогда я никак не могла это понять. Но через несколько лет и мое отношение изменилось. Я увидела, что в Тюмени есть чтото близкое Томску. Те же старинные дома, деревянная архитектура, размеренный ритм сибирской жизни… Потом стали открываться новые вузы, и появился такой знакомый особый студенческий дух. Оба университета подружились факультетами и кафедрами, и не стало между ними той «пропасти огромного размера»… 35 лет прошло. Но и сейчас вздрагивает душа, когда приезжаю в Томск.
— А как перенесли дети этот непростой переезд?
— Конечно, я сорвала их в трудное время. Старшая, Ирина, пошла в 10-й класс, а младшая, Таня, — в 9-й. Мы предлагали им остаться с бабушкой и дедушкой, закончить школу, поступить в Томский университет… Они колебались до последнего, особенно старшая. Но победило желание быть вместе, чувство семьи и семейной близости. Уже много лет спустя, они признались, что и потом, в самые переломные моменты жизни, принимая трудные решения, они ориентировались на «закон и порядок», принятые в нашей семье.
Мои родители прожили вместе до золотой свадьбы. И дети, и дети детей видели их взаимоотношения, которые и в очень преклонном возрасте были совершенно романтическими. Красивая была старость… Помню, отец, будучи на пенсии, поехал отдыхать к сыну в Алма-Ату. Путь неблизкий, и с каждой станции он отправлял маме «открытки с видами», с приветами и теплыми пожеланиями… От моих родителей пошла и другая семейная традиция: возвращаясь из школы, дети обязательно должны зайти к бабушке с дедушкой, узнать, как дела, помочь, если нужно.
— Что ваши родители считали самым необходимым для счастья?
— Они вырастили, выучили нас троих, но никогда ничего особенного у них не было. Жили в полублагоустроенной квартире, ни достатка, ни излишеств. Но не было и чувства неудовлетворенности, зависти, ощущения, что чего-то для счастья не хватает. Мама говорила: «Лишь бы дети были здоровы, лишь бы мы все были вместе». Жизненные потребности особыми материальными благами не измерялись. Родители считали, что главное счастье, чтобы у детей все было хорошо. Чтобы мы учились, чтобы стремились к знаниям, умели найти свое место в жизни.
— А все-таки у вас на первом месте была семья или работа?
— К сожалению, работа. Вся моя энергия и время на нее уходили, но мне казалось, что я это делаю для семьи. Мы же — из поколения общественников, у нас в крови: «Сначала общественное, личное — потом». Мы так думали, и не потому, что нас заставляли, а потому, что это было частью нашей натуры… За столько лет кафедра стала для меня второй семьей. Ученицы уже докторские защитили, их дети закончили университет. Количество дипломников перевалило за сотню. Думаю, что по этой части жизнь прожита не зря, я сделала все, что могла. Только внукам, может быть, досталось внимания больше, чем дочерям.
— Внуки вам не задавали вопросов о смысле жизни?
— Они — другое поколение и не мне эти вопросы задают. Но, хотят они этого или нет, в них перешло то, что было органически свойственно нам: чувство ответственности, долга, внимание к старшим, забота о них. Этого нельзя внушить, это то, что впитывается в семье, что становится частью сознания или ментальности, как сейчас говорят. И хотя мы иногда говорим «на разных языках», у них есть свои друзья, свои приоритеты — все равно, по сути, они равняются на нас. Если захотят чего-то добиться, будут добиваться сами, своим трудом, не пойдут по пути паразитирования. Например, старший внук, Павел, перешел на пятый курс, но уже два года серьезно работает. Младший, Саша, только второй заканчивает, но год как работает и на все свои нужды зарабатывает сам.
— Как вы справились, когда после трагедии в семье на ваши плечи легко воспитание шестерых внуков?
— Так получилось, что старшая дочь Ирина потеряла мужа и осталась с тремя детьми, поэтому ее 15летняя дочь Аня ушла жить ко мне. Потом после смерти младшей дочери со мной осталась ее старшая дочь Катя, ей было 13 лет. Вначале я растила двух внучек — старшую одной дочери и старшую другой. А через несколько лет ко мне пришли жить и мальчишки… С мальчиками, конечно, было труднее. Переходный возраст, старший перешел в 11класс, а младший — в 9-й. И они без отца, и я без мужа. Помогал второй дедушка, они до сих пор прислушиваются к его мнению. Пока они были маленькие, муж мечтал, что, когда подрастут, научит их боксу, шахматам, с инструментами работать, мастерить, но не пришлось…
— Сейчас редко живут большими семьями, с родителями, с дедушками, с бабушками — это плюс или минус?
— Оторванность поколений — это плохо. Но географически жить в другом месте — не значит, потерять родственные отношения. Надо их сохранять, где бы вы ни были. Родители так нас воспитали. Мой брат, например, после окончания железнодорожного института распределился работать в Казахстан, там остался. Далеко, своя семья, свои хлопоты, но пока живы были родители, в отпуск он приезжал домой. Делал все, что было в его силах, помогал, старался сделать что-нибудь приятное. Когда плохо было с продуктами, сумками привозил арбузы, дыни, фрукты… Не стало родителей, я старшая осталась в семье, он обо мне позаботился, для него это потребность души. Вначале я отказывалась, но поняла, что этим его чего-то лишаю. Он помогает не потому, что я не смогу без этого обойтись, а потому, что он иначе не может.
Нельзя терять взаимосвязь друг с другом, душевность, потребность в общении, уважение к старшим. Разорванность этой связи — большая потеря не только для самой семьи, но, думаю, и для общества в целом. Когда родственные звенья размыкаются, теряется связь поколений. Может быть, я идеализирую, но мне кажется, что при наличии крепкой родственной связи меньше будет негативного в поведении молодежи.
— А вы со своими внуками пытались составлять семейное древо?
— Старшая внучка Аня этим увлекается, пытается глубже «копнуть». Я сама, к сожалению, не так много знаю о своих родственниках дальше бабушки и дедушки. Гражданская война всех разбросала. А для потомков важно знать и сохранять. От незнания и неуважения — все наши беды. Даже история страны сродни истории семьи. В ней много и хорошего, и плохого, но не надо охаивать, отбрасывать все бездумно и подвергать насмешкам. И скепсиса, и цинизма было бы меньше, если б мы уважали свою историю. Раньше понять преемственность поколений, в том числе проблему отцов и детей, помогала литература. На положительных и отрицательных примерах она давала представление о том, как развивалась нация, ее культура, — но сейчас ничего не читают, ничегошеньки. Сейчас почему-то считается, что уроки литературы отвлекают от познания чего-то более существенного. А что может быть существеннее духовности?
— Жизнь, которая вами прожита, была тяжелая?
— Скорее, содержательная. Но ни каком этапе я ни о чем ни жалела. Я искренне верила в то, что делала и говорила. Даже о том, что уехала из Томска — не жалею. Здесь, в Тюмени я смогла осуществить свои мечты. А то, что были в жизни и беды, и горести — так какая жизнь обходится без этого? Главное, что за детей своих и внуков мне не стыдно. Может, и можно было сделать что-то по-другому, но тогда это была бы другая Анна Марковна, другая жизнь и другие события.
***
фото: Анна Марковна Корокотина;семья Корокотиных, год 1964