Анатолий Туринцев: «Главное, чтобы было интересно жить»
Я не стала придумывать для беседы с Анатолием Туринцевым специальную тему. Не хотелось загонять себя в какие-то рамки, ведь не каждый день выпадает возможность поговорить о жизни с легендой тюменской журналистики!
— Анатолий Владимирович, что важнее: семья или работа? Или между ними знак равенства?
— Хорошая работа, та, которая увлекает, всегда как-то влияет на отношения в семье. В моей семье сложилось так, что единственная загвоздка относительно работы была связана с моими задержками на работе допоздна. То есть роль сыграл фактор времени. А вот таких реплик: «Чем ты вообще занимаешься? Какое бесполезное дело!» я от жены никогда не слышал. Она меня всегда поддерживала, следила за моей работой. Это объясняется тем, что и она, и я закончили филологический факультет Ленинградского государственного университета, жена в какой-то степени была моей коллегой, если учитывать, что журналистика во многом на филологии держится.
Моя дочь Ирина работает на телевидении, так что можно сказать, что у нас профессиональная журналистская семья. И я могу только посочувствовать тем людям, у которых из-за работы в журналистике есть какие-то трения в семье. Потому что любимая работа действительно занимает много времени.
— Наверное, каждый журналист мечтает написать книгу… У вас есть литературные труды?
— По большому счету, литературных трудов нет. Естественно, каждый стремится написать книгу, и я чувствую, что у меня и материала для нее достаточно, много разных наблюдений… Но все время думаю: а надо ли? Интересно ли будет то, о чем я напишу людям, которые это будут читать? Я считаю, что писатель -это человек, наделенный умением сочинять истории. Не знаю, получится ли у меня. Пока не будет убеждения в том, что могу сочинить историю, я за это дело не возьмусь. Время уходит, да? Ну, впрочем, писатель Аксаков начал свою литературную деятельность в 70 лет. Я немножко засиделся (смеется).
-Журналист богат кругозором. За многие годы работы где удалось побывать? Каких людей встретить?
— Конечно, журналистика в первую очередь привлекательна тем, что открывает перед человеком возможность встреч с колоссальным числом людей, возможность побывать в самых разных точках Земли.
Когда работал в газете «Тюменский комсомолец», я редко куда-то выезжал. Тем более, пост у меня был «невыездной» — ответственный секретарь — который привязывал меня к редакции необходимостью ежедневной работы над номером. Буквально пригвождал к стулу.
Мир открылся для меня, когда я пришел на телевидение, где проработал без малого 20 лет. Это как раз совпало с размахом работ на Севере, интересное время. И где я только ни побывал! Юг я знал прекрасно, приходилось много по нему ездить. Самая северная точка, где я был — это мыс Харасавэй. Восток -база формирования нашего тихоокеанского флота, город Советская Гавань. Мы летели туда целый день, с несколькими посадками. Тогда я впервые увидел сверху, как огромна наша страна: под нами города, леса, озера, реки… Может, я тогда по молодости лет был излишне восторженным, но никто мне этого восторга не навязывал, он родился сам. И потом, когда мы прилетели в Советскую Гавань, я увидел, какие безусые пацаны поставлены охранять базу. Тоже сильное впечатление.
Если с востока перекинуться на запад, то нужно сказать о поездках в США, Канаду, большинство европейских стран (в Англии прожил почти месяц).
Я всегда оставался журналистом, так что из каждой поездки привозил массу наблюдений, впечатлений. Случались интересные встречи. Например, когда ехал с чемпионата мира по хоккею 1965 года из Финляндии, то в поезде встретился с нобелевским лауреатом Михаилом Шолоховым. Мы с ним поговорили немного в коридоре. Он же сам донской, а я рассказал, что моя жена тоже из тех мест.
Встречался и с еще одним нобелевским лауреатом — Александром Солженицыным. Он приезжал к нам, я в числе других журналистов брал у него интервью для телевидения. А буквально через месяц после этого поехал на курорт в Пятигорск и там его встретил. Помахал ему через улицу, крикнул: «Александр Исаевич, привет вам из Тюмени!» Он заулыбался…
Можно перечислить массу разных знаменитостей, с которыми довелось встретиться: певцы, актеры… Но мне кажется, что настоящие герои — не те, что выступали на сцене, а те что работали на Севере. Удивительно скромные люди! Я и сейчас, когда встречаю кого-то из них (сильно постаревших, конечно), ощущаю, что увидел родного человека. Кроме людей моего поколения, их уже мало кто знает, к сожалению…
— Вы постоянный член жюри Тюменского фестиваля прессы. Есть ли молодые журналисты, которые радуют вас своей работой?
— Есть, конечно, признаки торможения движения в развитии тюменской журналистики. Но каждый год таланты, искорки появляются. Другое дело, что, может быть, какие-то формы, номинации следует поменять, сделать более современными. Но я считаю, что форма творческого соревнования, в которой проходит этот фестиваль, должна существовать. Это здоровое явление, на мой взгляд. А для журналистов из глубинки фестиваль — это вообще настоящий праздник, большое событие. Часто каждому члену жюри приходится отстаивать свою точку зрения, спорить. Но бывают такие очевидные вещи, с которыми соглашаются все. Если перед тобой определенно шедевр, яркая личность, яркий язык, мысли, то с этим не поспоришь.
— Вы преподаете в ТГУ. Студенты действительно такие ленивые и безынициативные, как о них часто говорят?
— Две-три светлые головы есть в каждой группе. Ребята интересующиеся, думающие. Это приятно.
Но не сочтите за старческое брюзжание, когда я сравниваю молодежь моего времени и сегодняшнюю, то сегодняшняя проигрывает. Может, некорректно так говорить, но мне кажется, что отсутствие нынешних благ цивилизации, таких, как сотовые телефоны, компьютеры и прочее, побуждало нас больше работать, больше искать, читать, спорить. По степени увлеченности литературой, по ответственности за каждое слово, по желанию пощупать каждое слово, обкатать его, найти какую-то интересную метафору, композиционный поворот, мое поколение было богаче нынешнего молодого поколения студентов-журналистов.
Может, это потому что жизнь тогда была интереснее? Мы пережили гонения на джаз. Мы открывали для себя Ахматову, Цветаеву, Набокова. Кино. Все то, к чему раньше не было доступа. Все это могло пройти стороной, но мы жили с широко открытыми глазами, хлебали информацию ложками, ничего не отсеивали. Потом это само усваивалось.
День в «Тюменском комсомольце» начинался со споров. Для них была пища. Дискутировали, помню, до хрипоты.
Кстати, редактор «ТК» Рафаэль Гольдберг, тогда тоже работавший в «Тюменском комсомольце», поражал всех тем, что поглощал огромное количество самой разной информации. Компьютеров тогда не было, вернее, был только один — собственный мозг. Так вот, мне казалось, что он забивает себе голову всем подряд. Я даже спрашивал его: мол, зачем тебе это надо? Только потом, много лет спустя, когда читал его редакторские колонки, понял, зачем.
А еще у нас была творческая конкуренция: кто напишет лучше, кто придумает самый яркий заголовок, найдет интересную тему, сюжет. Не знаю, у молодых журналистов есть ли сейчас такая конкуренция…
— Анатолий Владимирович, вы помните военные годы?
— Конечно. Это, правда, обрывочные воспоминания. Моя мама работала поваром в госпитале, сейчас там расположен административный корпус ТГУ. Это был самый большой госпиталь в городе. Там, где теперь актовый зал, была огромная палата, нас водили туда еще школьниками. Мы читали раненым стишки какие-то, песенки пели. Они нас о чем-то спрашивали, общались с нами.
Еще помню, как детей кормили в большой столовой на месте магазина «Океан». Суп давали пшенный. Что еще? Огромные сугробы, редкие автомобили (лошадей на дорогах было больше), мало людей на улицах. Затемненная, из-за перебоев с электричеством, с вертикальными дымами из труб, Тюмень… Еще — холодная квартира, щенок, с которым я делился своей порцией приготовленной мамой картошки с молоком. Синева на лицах у ребятишек, потому что явно не ели досыта…
На месте здания областной Думы стоял ангар, гулкий, пустой, где зимой закутанные женщины продавали молоко в чашках. И вот возьмешь эту чашку, соскоблишь с нее застывшую пенку, съешь. Вкусно! А потом несешь молочный кусочек домой, там уже он растает.
А самое радостное впечатление — не объявление об окончании войны, потому что не было здесь салютов и парадов. А воспоминание о том, как мы бегали на вокзал смотреть, как на восток уходят эшелоны. Бойцы возвращались домой, свесив ноги из вагонов-теплушек, с аккордеонами. Нам всегда что-то от них перепадало, какой-то гостинец. Вот это было ощущение победы!
… Мы говорили еще долго. О том, что обрезка деревьев в городе должна быть более щадящей, а архитектура — менее эклектичной. О том, что не надо бояться высказывать свое мнение. И о многом другом. Жаль, что нельзя отдать две газетные полосы под это интервью, потому что от беседы осталось ощущение большого события.
— Вам интересно жить? — неожиданно напоследок задал вопрос сам Анатолий Владимирович.
— Чаще всего, — отвечаю.
— Вот это главное — чтобы было интересно!
***
фото: Анатолий Туринцев;молодой Туринцев с молодым Владимиром Чебоксаровым и работником облсовета «Динамо» Владимиром Путровым;утро с «Тюменским курьером»;на съемках во время работы в телерадиокомпании «Регион-Тюмень»;футбольный болельщик Туринцев в далеком Сан-Франциско перед одним из матчей чемпионата мира 1994 года