Первые русские на Принсипи
Продолжение. Начало в N197. На пляж мы, конечно, тоже попали. За пять дней на Принсипи мы окучили все сколько-нибудь доступные пляжи. А каждый вечер после пляжа мы заезжали в гости к какому-нибудь «русскому».
С Жильберто Костой у нас — с единственным — не вышло никакой дружбы. Наверное, это моя вина. Я не учла, что он мужлан, вояка, и, видимо, обидела его неумелым обращением.
Для начала я неудачно пошутила. Жильберто сказал, что учился четыре года (1989-1992) в военном училище, а оно готовило специалистов ПВО, и я тут же, не подумав, брякнула: «А что, на Принсипи есть ПВО?» Жильберто сразу надулся. Видно, он тяжко переживает, что его, бравого вояку с «европейским образованием», служившего в Камеруне и в Чаде, назначили командовать заштатным гарнизоном на удаленном и малонаселенном острове. Жильберто сделал вид, что это страшная военная тайна — есть ПВО на Принсипи или нет.
Вторая моя ошибка: я пыталась сфотографировать его. Совершенно не соображая, что начальник гарнизона в застегнутой на одну пуговицу розовой рубашке — это тоже военная тайна. Жильберто сказал: приходите, завтра утром, когда я буду в форме, но назавтра мы не смогли (были заняты на пляже), и послезавтра не смогли, а пришли в последний вечер перед отъездом, когда откладывать встречу было уже некуда, — камрад Коста был в увольнительной и пил пиво в баре и опять был до крайности недоволен тем, что я его все-таки фотографирую — и опять в ненадлежащем виде: с бутылкой. Пытаясь как-то сгладить острые углы, мы угостили его пивом, но это не помогло, разговор не клеился. Коста упорно игнорировал меня и обращался исключительно к мужу, и тогда я тоже обиделась — почему я должна это терпеть?! — а местное пиво в бутылках без этикеток было теплым и довольно омерзительным, так что мы решили больше не мучиться и распрощались.
С другими «русскими» нам повезло найти общий язык.
Хотя, например, Жиль — или, если быть точным, Жиль Оливейра Пириш душ Сантуш, владелец торговой лавки недалеко от аэропорта, — лет двадцать ни с кем с кем не разговаривал по-русски и уже почти все забыл. «Я лучше напишу», — сказал он, схватил ручку и вывел в моем блокноте: «Интиту связь-13 город Уляновск-13 1981-1985». Я чуть не разрыдалась от радости. Ну, представьте: немолодой темнокожий дядька выводит русские слова. Его желтая футболка по вороту стала мокрой, на лбу выступили крупные капли пота. Русский язык трудный, это у нас знает каждый школьник. Интересно, что и дальше, когда не хватало слов, Жиль, хватался за ручку и писал.
Что мы узнали о нем? Учился в институте связи. Закончил. Вернулся на Принсипи. В отличие от Жильберто, он местный (вообще-то интересно, с каким упорством большинство наших принсипианских знакомцев открещивались от родства с островом, уверяя, что сами не местные, что здесь они только работают, а вот родом с Сан-Томе — как будто быть коренным жителем Принсипи как-то особенно непрестижно). Но Жиль родился и вырос здесь , здесь его родители, братья и сестры. Здесь растут его дети. Трое. Один — видимо, младший, — крутился на улице, пока мы в лавке разговаривали. Пацан лет шестнадцати. Жиль его позвал. Тот прибежал, поздоровался, убежал.
— А еще дети где? — спрашиваю.
— Он а. уехала, — говорит Жиль.
— О-о, две девочки еще у вас?
— Нет, одна девочка.
— А третий кто? — Жиль не понял. Махнули рукой, не стали докапываться.
Жиль сказал, что друзей у него в Ульяновске было много, но он растерял все контакты. Мы ему рассказали просайт «одноклассники», но он, вопреки ожиданиям, не обрадовался. Возможно, выход в мировую паутину сопряжен для него с рядом технических трудностей, а может, он никогда не делал этого и постеснялся признаться. Зато у него есть эта лавчонка — по местным меркам, продуктовый магазин. Пока мы разговаривали, зашел мальчишка с монеткой в одну тысячу добр, купил карамель на палочке (добры — так называется сантомейская валюта, а инфляция тут ого-го). Потом наш водитель Альбину купил и выпил бутылку пива (елки-палки, Альбину, ты же за рулем! — «Си, си»). Ну и мы приобрели у Жиля две пачки печенья. В общем-то, больше в его лавке ничего и не было. Не считая консервов и постного масла. Жиль сказал, что бизнес не то чтобы очень прибыльный, да и вообще жить на Принсипи «трудновато».
Жиль Оливейра душ Сантуш — единственный, кто, получив образование в Союзе, не работает по специальности. Хотя прежде служил — под началом нашего любимого Жильберто Косты. А почему оставил службу? Не смог объяснить. Повернулся к Альбину и долго жаловался ему на трудность русского языка.
Жиль сказал, что однажды в Ульяновске было минус 40. Напрягся и вспомнил еще одно слово: «варежки». Засмеялся и продолжил уже легче: шапка и пальто. А когда мы назвали по именам своих детей, то на Соню (София, сказали мы) отреагировал радостно: « София Ротару?» Вспомнил еще Аллу Пугачеву, поинтересовался, живы ли эти певицы. Я подарила ему десяти-рублевую купюру с изображением Красноярска (Ульяновска на рублях не нашла). Ну и потом, перед отъездом, мы еще раз заезжали к нему в лавку, чтобы оставить сувенир (была у нас с собой кое-какая мелочевка с нашей северной символикой — брелоки, магниты), но не застали его на месте, пришлось оставить девчонке, которая заменяла его за прилавком.
Продолжение следует.
***
фото: Жильберто Коста в увольнительной;На пляже Банана;«Русский язык трудный!» (Жиль Оливейра душ Сантуш выводит в моем блокноте давно забытые слова);Местные мальчишки пытаются продать нам кокосы, чтобы заработать свою тысячу добр и купить карамель на палочке;На острове Принсипи полно пляжей как этот прая Бурро — диких и красивых.