Владислав Крапивин. Тенька Ресницын и ЮЮ
Фрагмент из нового романа «Тополята»
Активный автор нашей газеты В.П. Крапивин закончил работу над очередной книгой (постоянно говорит «больше не буду», но никак не может остановиться). На этот раз толчком для нового романа послужила кампания, в которую автор ввязался, чтобы защитить от домогательств так называемой ювенальной юстиции многодетную семью в Нижегородской области. Вышеупомянутая юстиция возымела намерение изъять из семьи ребятишек. Официальная причина та, что семейство крайне бедно живет и не в состоянии прокормить детей. Неофициальная (и, по мнению многих, более правдоподобная) — та, что папа чересчур активно выступает на митингах против безработицы. Шум в прессе и в Интернете поднялся большой, детей вернули родителям.
История, впрочем, не единичная. Кто следит за этой темой, знает, что подобные сюжеты повторяются часто.
Автора нередко приглашают на всякие собрания, конференции и круглые столы, чтобы он смог высказать отношение к проблеме ювенальной юстиции глубоко и подробно. Однако где взять время на заседания? И автор отвечает, что предпочитает давать ответы на разные социальные (и антисоциальные) вопросы, как привык — в своих книгах. Данный роман — в какой-то степени тому пример.
Правда, в этой книге автор касается не только проблемы ЮЮ, но и некоторых других «любимых» им тем — судеб бесприютных детей, влияния современных застроек на исторический облик городов, любви к животным, ненависти многих чиновников и бизнесменов к старым деревьям… И, конечно же, — понимания, что лишь крепкое товарищество и доброе отношение людей друг к другу могут еще спасти наш мир. Понимания, которое живет и крепнет в детском сообществе, но пока (увы!) недоступно сообществу взрослому…
Следует заметить, что роман в какой-то степени фантастический. Не оттого, что автор так уж любит этот жанр, а потому, что в наши дни, к сожалению, некоторые проблемы без фантастики не решаются. Но особенно печалиться не следует. Бывало не раз, что сперва — научная фантастика, а потом не менее научная реальность. Вспомните Жюля Верна, Ивана Ефремова, братьев Стругацких…
Роман большой, и те, кому интересно, могут прочитать его полностью в начале будущего года в детском журнале «Путеводная звезда». А здесь — несколько первых глав.
ПРО КОШЕК
Тенька и мама играли в шахматы.
В комнате, которая называлась «вахтерка», стоял мягкий полусвет. На улице был май, но клены за решеткой широкого окна качали уже совсем летние, широкие, листья. Солнце пробивалось через них лучами-спицами. Лучи раскидывали пятна, похожие на зеленоватых бабочек. Эти бабочки ползали по стенам со списками обитающих в общежитии студентов, по обшарпанному компьютеру и белому телефону. По календарю с картиной «Сестрица Аленушка». По клетчатой доске. И по маме…
Тенька стоял коленями на скрипучем стуле, а животом лежал на краешке стола. Мама сидела напротив. Поглаживала волосы — они коричневым крылом закрывали половину лица. Мамин правый глаз глядел на доску сосредоточенно, а левый — сквозь волосы — хитровато. И не на шахматы, а на Теньку.
Мама сказала:
— Тоже мне, Карпов и Каспаров. Твои хитрости я вижу на пять шагов вперед. И конем не пойду, даже не надейся. А пойду вот этой пешкой.
— Ну и пожалуйста. — Тенька уперся локтями в стол, а пальцами сгреб в два хвоста отросшие лохмы под затылком. Подергал… Хитростей никаких Тенька не замышлял — если они и получились, то сами собой. Но пусть мама думает, что он строит коварные планы.
Игроки они — и мама, и Тенька — были так себе. Теньку зимой научил шахматным премудростям дворник Виталя. То есть не премудростям, конечно, а самым простым правилам игры. Но для начала хватило и этого. А Тенька научил маму. Теперь было занятие, когда мама дежурила на посту, а он, Тенька, оставался ночевать с ней — чтобы мама не скучала и чтобы… ну, в общем, «не вспоминала прошлое».
Кроме шахмат, имелись тут и другие развлечения. Но телевизор с его стрельбой, взрывами и рассуждениями про экономический кризис осточертел и Теньке, и маме. Можно включить компьютер, однако «игрушек» в нем немного, а своих дисков у Теньки не водилось. Откуда они у третьеклассника, для которого мать наскребает деньги лишь на школьные обеды?
Иногда удавалось выудить «игрушку» в Интернете. Только Теньке больше нравилось шарить в сети не ради игр, а просто так, наугад. Чего там только не нароешь! Однако не всегда имелась такая возможность. «Ящик» был подключен к институтской сети, работал бесплатно, но по вечерам Интернет часто отключали. Дядьки из ЦМК (Центр местных коммуникаций) объясняли: «Это чтобы молодежь не слишком увлекалась и не валяла дурака.»
А шахматы не отключишь! Вот они — гладенькие, блестящие, полностью тебе послушные.
Ну и, разумеется, нельзя отключить книжки! Те, которые рядом, на полке.
Надо сказать, что книжное чтение Тенька освоил не сразу. И приохотился к нему опять же благодаря Интернету. Однажды на каком-то сайте увидел он картинки про странных, инопланетных, зверей и девчонку в скафандре. Оказалось, что это повесть «Девочка с Земли». Прочитал полстранички, потом еще. И вдруг понял, что одолел повесть целиком! Раньше сроду такого не бывало! В прошлом году, случалось, канючил: «Ма-а, почитай.» Потому что замечательно сидеть у лампы и слушать про Изумрудный город, про Герду и Кая, про Мумитроллей и царя Салтана. Но не всегда у мамы было время (и не всегда было настроение). «Большущий парень, девятый год! Я в твоем возрасте сама читала «Капитанскую дочку» и «Дон Кихота»! Неужели трудно взять книжку?» — «У меня не получается!» — «А ты пробовал?» — «Пробовал! У меня на книжки ал. рел. гри.» -«Чего-чего? » — «Это… ал-лер-гия.» — «А на ремень у тебя нет аллергии?»
Вот так! Чуть что — сразу про ремень. А сама хоть бы раз в жизни хлопнула. «Стыд на весь белый свет! Книжек боишься больше, чем тараканов!.. »
Тараканов Тенька боялся до остановки дыхания. Вообще-то вовсе не был он трусливой «маминой деткой». К незнакомым псам подходил без страха, по высоченным тополям и крышам лазил, как обезьяна, нырял с трехметровой вышки на пруду и не очень робел во время драк, хотя и не лез первым. Но эти коричневые усатые твари! А если такой попадет за шиворот?.. «Ма-ма-а!!»
«Не люблю книжки, потому что они как учебники.» — объяснял Тенька. — «Но ведь учебники-то все равно ты читаешь!» — «Ну, не для радости же! А чтобы двоек не нахватать!» — «Совершенно непутевая личность…» — «Ага…» — «Давай, подстригу хотя бы.» — «Не-а.»
Оказалось, что в Интернете не одна повесть про девочку Алису, а несколько. Тенька у монитора дышал радостно и азартно. Однако вредные дядьки в ЦМК (тыщу тараканов им в штаны!) повадились выключать сеть все чаще. Однажды Тенька пожаловался на это безобразие Витале. Тот удивился:
— Если ты такой читатель, почему в библиотеку не сходишь? В двух кварталах.
Тенька объяснил про «ал-лер-гри-рию» (тьфу!). Виталя — добродушный, толстый, рассудительный — не стал говорить про ремень, а повел Теньку в свою дворницкую «контору». Достал с полки плоскую штуку с экраном.
— На, пользуйся. Только недолго, с неделю. А то у меня там конспекты. Скоро сессия.
— Это что?
— Сессия? Дай тебе Создатель не ведать такого подольше.
— Про сессию я ведаю. Это что?
— Называется «наладонник». Здесь записано полтыщи книг. Включаешь «Содержание», выбираешь, чего хочется. Сиди и читай, раз уж привык с экрана.
Мама удивилась:
— Как это Виталий доверил тебе такую дорогую вещь?
— А чего? Он всем все доверяет. И велик, и видеокамеру… Только Изольда на него всегда скребет: «Непонятно, почему дети к нему так липнут! Чему он их там учат, в своей конуре с метлами? Куда смотрит участковый!.. » Зануда.
Мама не стала укорять сына. Она не хуже ребят знала, кто такая соседка Изольда Кузьминична. Были времена, когда эта «Изя-Кузя» и про маму говорила гадости.
Тенька обалдел от множества замечательных историй в плоской коробке с экраном. Он успел прочитать «Белеет парус одинокий», «Остров сокровищ» и «Приключения Портоса» (про собаку). Потом пришлось отдать наладонник Витале. Со вздохами.
Виталя пожалел Теньку. Нет, наладонник он Теньке больше не дал (сессия же!), но сказал:
— Что-нибудь придумаем. Зайди через пару дней.
Тенька зашел.
— На. — Виталя протянул ему штучку, похожую на футлярчик с губной помадой.
— Это че? — удивился Тенька.
— Не «че», а «что»…
— Ага, мама тоже всегда поправляет.
— Потому что мама культурная женщина. А это флэшка. Не видел такие, что ли?
— Не-а…
— Была у меня про запас, да ладно, так и быть. В ней те же книжки, что в наладоннике, вчера скачал. Ее надо подключать к компьютеру. Воткнул и читай.
— Такая маленькая…
— Мален ькая да удаленькая. Бери.
— Надолго? — осторожно спросил Тенька.
— Насовсем… — вздохнул Виталя (видать, было все же немного жаль).
— Можно, конечно, перекачать на жесткий диск, но ведь у вас казенный компьютер. Отберет начальство — и опять сиди на бобах. А с этой игрушкой надежнее, подключайся где хочешь.
— Уй-я-а… — с тихим восторгом выдохнул Тенька. В этом выдохе было и «большущее спасибо», и «Виталя, ты чудо, что за человек», и «теперь заживем».
Так Тенька стал владельцем библиотеки, спрятанной в пенальчике размером с мизинец. Теперь он сидел у монитора каждый вечер и млел. Но большие радости не бывают долгими, через неделю компьютер испустил дух. Сколько ни нажимай кнопки, даже не мигает, молчит, как ящик от посылки. Виталя говорил: «Подключайся, где хочешь». А где?! Раньше, при отце, дома тоже был компьютер, но что вспоминать прошлое… Пришел недовольный парень из ЦМК, сказал: «Требуется длительная профилактика» и забрал компьютер с собой. Вот сиди и кукарекай.
Мама, однако, не огорчилась.
— Может, наконец научишься нормальные книжки читать.
— Где они нормальные-то?
— Дома полная этажерка.
— Ага, всякие «Войны и миры», нудятина.
— Сам нудятина… А вчера я принесла целую пачку. В библиотеке у Миры Яковлевны списывали старые экземпляры, я у нее выпросила кое-что.
Тенька надул губы. Но когда вернулись с дежурства домой, все-таки начал перебирать лежащую на подоконнике стопку. Повезло! Нашлись веселые рассказы писателя Сотника, которые Тенька не дочитал на компьютере. Он решил узнать, чем кончилось дело с подводной лодкой Вовки Грушина, начал листать. Оказалось, бестолковый Вовка чуть не потонул. Потому что не знал, кто такой Архимед и какой у него закон подводного погружения. Тенька-то знал, хотя и второклассник. Про это прошлым летом рассказал пацанам Виталя, когда помогал им испытывать на пруду модель батискафа (модель сгинула в глубине, и тогда-то Вита-ля просветил испытателей насчет великого древнего ученого).
Тенька похихикал над необразованным Вовкой (и порадовался, что бедняга все же остался жив), а потом, по инерции, потянул еще одну разлохмаченную книжку. Оказалось, что это «Приключения Буратино». Тенька не раз видел кино про Буратино, и оно было замечательное. Казалось бы, зачем читать, когда и так все известно. Однако Тенька зацепился глазами за первые строчки и. прочитал историю про золотой ключик, не отрываясь. Потому что, когда пыхтел над страницами, казалось, что кто-то добродушный, слегка лукавый, сидит рядом на старой диван-кровати и негромко проговаривает строчку за строчкой. Будто приглашает побеседовать.
И с таким вот ощущением — словно рядом собеседник — Тенька за несколько дней освоил «Принца и нищего», «Расмуса-бродягу», «Пещеру капитана Немо».
— Мам, какой идиот велел выбросить эти книжки?!
— Что за словечки!.. Пришла комиссия, распорядилась. С комиссией не поспоришь. Сказали: они старые, в них много микробов.
Подумаешь, микробы! Не тараканы же!..
Наконец компьютер вернули. И Тенька сразу воткнул флэшку. Но с флэшки-то читать можно только у мамы на работе, а книжки — они всегда под рукой! Жаль, что скоро они кончились.
Тенька сходил в библиотеку к Мире Яковлевне, сказал, что он сын ее знакомой, Ирины Матвеевны (ну, той, которой вы подарили старые эксзылмпляры») и спросил: нет ли еще ненужных книг. Мира Яковлевна — худая, седая, очкастая — воздвигла очки на лоб и сказала «нет-нет, что ты, это не полагается», но потом… приложила палец к губам и вынесла тяжелый пластиковый пакет.
— Но только никому ни слова. А то меня с трреском выгонят с работы.
Тенька не поверил, что выгонят (да еще с трреском), но поклялся: мол, никому не словечка. И уточнил:
— А маме можно?
— Маме можно, мы сообщники… Конечно, Тенька мог бы получать книги в библиотечном абонементе, на время, но когда они свои, постоянно рядом, это в тыщу раз интереснее.
В новой порции книг оказались «Рассказы о животных» писателя Куприна. «Белый пудель», «Слон» и всякие другие. Теньке нравилось читать о зверях и птицах. А в этой книжке особенно пришелся по душе рассказ «Ю-ю». Казалось бы, ничего там особенного, никаких приключений, простенькая история о жизни кошки. Но кошка была такая преданная, такая ласковая, что будто присела сбоку от Теньки и потерлась мордашкой о его штанину.
— Мам, давай заведем наконец кошку.
— Что?.. Ладно, подумаем…
— Ты всегда одно и то же: «Подумаем», «посмотрим.»
— Вот если кончишь третий класс без троек.
— Ма-а! Это же нечестно! Ты же знаешь, что без троек не кончу!
— А ты постарайся… Тебе мат…
— Как это мат?.. А, ну ладно… -Тенька видел, что мата легко избежать, но не стал спорить. Может, выигрыш сделает маму сговорчивей. Он сгреб фигуры.
— Видишь, как я тебя игре научил! А ты из-за кошки упрямишься!
— Ты после рассказа Куприна влюбился во всех кошек на свете.
— Всех я всегда любил. А теперь мне бы только одну. Я лягу спать, а она устроится у меня на пузе и будет урчать.
— Тощая и шелудивая…
— Наоборот! Гладкая и сытая!… М-а. Назовем ее как в книжке, «Ю-ю».
— Ю-ю на голову мою. Тебе радость, а мне — кормить и убирать.
— Сам буду! Вот увидишь!
— Хорошо, посмотрим…
— Опять!
— Ну, не сию же минуту решать этот вопрос!
— Но скоро, ладно?
— Посм… Кто там еще?
В дверь настойчиво заскреблись.
— Это Сима! — Тенька прыгнул к порогу, оттянул на себя тяжелую дверную створку. За ней стоял серый кудлатый пес. Размером с большую овчарку и даже слегка похожий на нее. Но совершенно беспородный. Понюхал мешковатую Тенькину штанину и махнул хвостом.
— Явился красавец, — сказала мама. — Тебе здесь что? Вахта или благотворительная столовая?
Сима снова махнул хвостом, будто давал понять, что одно другому не мешает. Мама достала из тряского холодильника газетный сверток. В нем (Тенька знал) были остатки рыбного пирога, обрезки колбасы, кусок холодца и надкусанная котлета, которая вчера не понравилась Теньке.
Сима помахал хвостом третий раз.
— Не вздумай лопать прямо здесь, — предупредила мама. Впрочем, это она для порядка. Мама знала, что сверток с едой Сима утащит на пустырь за кочегаркой. Там, среди дырявых бочек и ржавых контейнеров обитало его семейство — сам Сима, его жена Динка, ее взрослый брат и четверо жизнерадостных щенят. Сима для порядка рыкнет на родичей, чтобы большие не оттирали маленьких, а щенки быстро растреплют сверток и в одну минуту растащат на порции, слопают гостинец. Взрослые вздохнут, но отнесутся к этому с пониманием: о малышах здесь принято заботиться.
Это собачье племя отличалось добродушием. Ни на кого не гавкали, хотя Изольда Кузьминична не раз говорила участковому, что «соседство четвероногих террористов» добром не кончится. И что давно пора вызвать «представителей соответствующей службы», чтобы те забрали бесприютных животных в собачий питомник, а то и «куда подальше». Участковый, подпоручик внутренней службы Куликов (всегда серьезный и озабоченный массой неразрешимых задач), соглашался. Но «представители» приезжали только один раз. Сима перед их появлением увел всю родню в глухие кленовые заросли на берегу речки Таволги. Теньке казалось, что Симу предупредил Куликов. Тенька даже спросил про это Виталю, и тот ответил:
— Не исключено… — он и Куликов были добрые знакомые.
А Сима себя и свое семейство бесприютными не считал. Пустырь был для него «родовым поместьем». Летом вольготно и зимой не холодно, потому что вдоль кочегарки тянутся теплые трубы. А от дождя и ветра можно укрыться в бочках.
Сима вежливо удалился с пакетом в зубах.
— Мама, я погуляю. Шурик Черепанов обещал дать велик покататься.
— Ты же говорил, что этот Шурик жадина.
— Раньше был жадина, а сегодня сказал: «Если хочешь, бери и катайся». Наверно, потому что воскресенье.
— Не носись как угорелый, а то шею свернешь.
— Не сверну… А кошку заведем?
— Сгинь сию минуту!.. Долго не болтайся, иди со двора не сюда, а домой. Разогрей пельмени, потом садись за уроки.
— Мам, ну какие уроки! Скоро каникулы! Ничего уже не задают.
— Так я и поверила! Задают до последнего дня.
— Ну, это в нормальных классах. А мы же беспризорные! Анна Евсеевна сейчас на больничном, а Зиночке в ее третьем «А» своих забот хватает. С нами она дополнительно.
— Что еще за «Зиночка»! Зинаида Ивановна!
— Ага, я и говорю… А как насчет кошки?
— А как насчет троек?
— Ну, разве это жизнь? — скорбно проговорил Тенька.
АЙЗЕНВЕРКЕНБАУМ
Он около часа мотался по окрестным переулкам и дворам на дребезжащем складном «Кузнечике» Шурика Черепанова.
Дворов было два — оба широкие, мощеные гранитными плитами. Из щелей среди плит вырастали подорожники, сурепка, мелкие ромашки и, конечно, одуванчики. Сейчас они буйно цвели — этакая солнечная россыпь. Соединялись дворы дорожками, каменными лесенками и травянистыми тропинками, ведущими через проломы в низком заборе из старинного кирпича. Верх у забора порос репейником и мелкими березками.
Если встать лицом на север, слева будет Макарьевский двор, справа — Карпухинский. Так в давние времена именовались две усадьбы, построенные в старинном стиле — с колоннами и львиными масками (Виталя говорил, что стиль называется «классицизм»). Усадьбы горного генерала Карпухина и владельца золотых приисков Макарьева сохранились до сих пор, только сильно обшарпанные, с побитыми фасадами и обвалившимися балконами. Но издалека они все еще казались красивыми, особенно в свете закатных лучей. В одном здании были институтские конторы и склады, в другом общежитие. Эти трехэтажные особняки боковыми сторонами выходили к Городскому пруду (он образовался в давние времена, когда перекрыли плотиной небольшую реку Таволгу). А с другой стороны дворы замыкал желтый шестиэтажный дом. Его построили полвека назад. Во времена своей молодости дом считался очень удобным и, как говорится, «престижным». В нем уже тогда были квартиры с ванными и лифт.
В этом-то доме, в двухкомнатной квартирке на шестом этаже, и обитал третьеклассник Тенька Ресницын — сперва с мамой и отцом, а потом только с мамой (так уж вышло).
Кстати, в имени «Тенька» не было ничего особенного. Когда родился, отец настоял, чтобы назвали сына Степаном. Любил подбрасывать его к потолку и приговаривать: «Ах ты, Стенька-разбойник, волжский атаман.» Но сын свое имя не выговаривал, называл себя просто «Тенька». «Ну, как хочешь», — согласился, в конце концов, отец. А мама была даже рада: ей не хотелось, чтобы в сыне пробуждалось что-нибудь разбойничье. Она вообще мечтала о девочке, об Аленке, ну а раз уж появился мальчишка, то пусть будет не сорванцом, а воспитанным ребенком.
Из сына не получился очень воспитанный ребенок. Но и сорванцом Тенька не был — за исключением нескольких случаев, о которых речь впереди.
Старые дворы лежали в центре города, их обступали многоэтажные кварталы. Городским властям давно хотелось расчистить это место, срыть старинные усадьбы -столько места для современных супермаркетов и автостоянок! Но Карпухинский и Макарьевский особняки находились под охраной закона, памятники старины. Любители городской истории предлагали устроить здесь музейный комплекс, и мэр по фамилии Блондаренко каждый раз кивал: «Да-да, вы правы. Но где взять на это средства?» Однако, чтобы выстроить «Центр-Сити» на другом берегу Городского пруда, Блондаренко средства нашел. Распорядился снести кварталы с причудливыми деревянными домами, фонтанами, садами и старым театром и возвести на этом месте небоскребы, как за границей.
«Но вы же губите исторический центр!» — говорили ему многие жители города. «Мы строим новый центр! — отвечал мэр Блондаренко. — Мы делаем историю своими руками». — «Но вы уничтожаете бесценную старину!» — «Вовсе нет! — возражал Блондаренко. — Я ее люблю. Ведь это именно я настоял, чтобы городу вернули историческое название!»
В двадцатом веке, после всяких революций и переворотов, город получил имя Колыбельцев — потому что «колыбель металлургии». И все привыкли к этому названию. А к тому, которое недавно вернули городу, привыкнуть было трудно: «Айзенверкенбаум»! Говорят, что это наименование изобрел основатель Империи самодержец Петр Алексеевич, он любил иностранные слова. На русский язык имя города переводилось вроде бы как «Растущее железное производство». Бред какой-то. Ну, с его величеством было не поспорить, однако сейчас-то зачем повторять старую дурь?.. Многие говорили по-прежнему «Колыбельцев», и станция железной дороги называлась так же.
Ну, вот, название мэр вернул старое, а дома принялся возводить новые. Этакий бетонно-стеклянный ансамбль в двадцать и даже тридцать этажей. А в середине похожего на маленький Чикаго нагромождения возвысилась шестидесятиэтажная башня. Горожане дали ей имя — Зуб. Пытались приклеить и другие имена (в том числе и не совсем приличные), но прозвище Зуб оказалось самым подходящим. Башня торчала, будто длинный клык в неровной челюсти. Издалека это смотрелось внушительно и в синем пруду отражалось даже красиво. Особенно, когда на Сити падали вечерние лучи. Но беда в том, что у строительных компаний, которыми командовали друзья мэра, не хватило денег. «Сами понимаете, кризис, — разводил руками городской голова. — Вот придет время стабильности, и тогда.»
Когда придет это светлое время, никто не знал. А пока многоэтажный Сити оставался пуст. Снаружи он выглядел отстроенным, но внутри не было отделки, лифтов, отопления, и лампочки горели только от временной проводки. Поэтому никакие фирмы не хотели устраивать там свои конторы, никакие жильцы не желали покупать квартиры в многоэтажных громадах.
Мужички за доминошными столами и бабки на лавочках поговаривали, что скоро, мол, эту безхозную жилплощадь освоят бомжи. И потом их оттуда уже не выкуришь. Но бомжи не спешили заселять громадные многоэтажки и центральный небоскреб. Отпугивало их странное опасение. Словно лежало над кварталом «Центр-Сити» заклятие. Те же бабки поговаривали, что «там нечисто». Вот и голуби над высотными корпусами не летают, а вороны там каркают как-то по-особенному.
Виталя дал всему этому научное объяснение. Однажды, когда в дворницкой собрались несколько ребят и речь пошла о замороженном строительстве, он сказал:
— Не в деньгах тут дело. Просто оказалось, что порода под зданиями ненадежная, может поехать. Вот господин Блондаренко и трясется теперь: не пришлось бы отвечать.
— Но ведь там скальный массив! — удивился кудрявый шестиклассник Игорь Лампионов, который был очень образован.
— Скальный-то скальный… — отозвался Виталя. — Да ведь бывает, что планетные массивы делятся на слои. Называются — «тектонические плиты». Эти плиты миллионы лет лежат неподвижно, а потом изнутри земного шарика поднапрет давление — и сразу начинается: вулканы, землетрясения, цунами. Вон их сколько на Земле в нынешние времена. А в наших краях геологи недавно как раз обнаружили возможность… как это они выразились? «Локальных тектонических сдвигов». А Зуб-то и все его соседи построены без учета этих опасностей. Посыплются — и придется отвечать. Блондаренко узнал про такое дело и начал метать икру.
— Какать козьим пометом, — заметил восьмилетний смуглый Егорка Лесов. Он любил все уточнять.
— Егор! — ненатурально возмутилась шестиклассница Эвелина Полянская. Она была очень воспитанная (или старалась казаться такой).
— А че я сказал? — удивился Егорка (тоже ненатурально).
Козий помет, как известно, похож на крупные кедровые орехи. Тенька представил Блондаренко за таким занятием в его мэрском кабинете, на ковре, и хихикнул. Но в то же время ощутил беспокойство. Казалось бы — с чего? Обломки до здешних дворов не достанут, в крайнем случае, завалят пруд, но потом их все равно разгребут. Жильцы в Зубе не водятся, никто не пострадает.
Но дело в том, что жильцы в Зубе все-таки водились, только никто про это не знал. Кроме Теньки.
В небоскребе жил Народец. И обитал он там благодаря именно Теньке.
Дело в том, что Теньке не только нравилось читать книжки. Ему нравилось их придумывать. Это были всякие приключения, будто бы тоже вычитанные в книгах, а на самом деле просто сложившиеся в Тенькиной голове. Ляжет в постель или присядет в сквере на лавочке, и эти истории начинают копошиться, «щекочут извилины».
Истории были про всяких сказочных героев маленького роста. Про домовых, которые раньше жили в деревянных домах на берегу пруда, а потом остались бесприютными. Про красных, как губная помада, обитателей планеты Помидор. Про ожившего пластмассового солдатика — он подружился с кузнечиком Енькой (похожим на Егорку Лесова). Про летучую мышь Генриетту, которая мечтала превратиться в ласточку (и в конце концов превратилась). Ну и что здесь особенного? Мало ли кто, когда он третьеклассник, придумывает сказки? Но дело в том, что у Теньки все эти истории крепко застревали в голове. Их герои шебуршали там, болтали, иногда спорили и мешали Теньке думать о других делах. Им было тесно. И тогда Тенька решил переселить всех этих гномов, попрыгунчиков, заблудившихся шахматных пешек, дюймовочек и оловянных рыцарей в другое место. Можно было бы просто сказать: «Идите вы от меня подальше, надоели!» Но это получилось бы не честно: придумал, а потом валите на фиг! Он их все-таки любил, хотя порой и сердился.
Но куда девать эту шебуршащую толпу?
Однажды Тенька глянул через пруд, на торчащий в синеве Зуб, и подумал: «А что! Подходящее место! Всем хватит жилплощади.»
Чтобы придуманные малыши не обижались, Тенька решил все обставить всерьез — как в еще одной книжке. Он решил переправить их через океан. Специально для этого построил кораблики из кусочков пенопласта. Чтобы все было по правде, Тенька сделал каждого выдуманного героя своими руками. Очень просто! Скручивал из бумажки трубочку, писал на ней имя и сажал такого пассажира на кораблик.
Бумажных путешественников накопилось много, корабликов пришлось мастерить больше десятка и посылать их в плавание несколько раз. Дело было в апреле, лед на пруду уже растаял, ветер по утрам догадливо дул с Теньки-ного берега в сторону высоченных новостроек. Чтобы уберечь свою тайну, Тенька отправлял кораблики утром, перед школой, когда пусто вокруг. Белые суденышки с бумажными парусами резво убегали в дальний путь. И потом, возвращаясь из школы, Тенька ни разу не видел на серой шероховатой воде ни одного своего кораблика — ни вблизи, ни вдали. Значит, все добрались до места.
А через день после пятого, завершающего, отплытия Тенька узнал имя бумажного племени, которое поселилось в Зубе.
Продолжение следует