Очередь, в которой не принято заводить беседы
Здесь нет охраны. Если зайдешь сюда просто так, никто не остановит тебя на входе, даже не обратит внимания. Почему? Потому что никому и в голову не придет, что кто-то может зайти сюда «просто так».
Здесь душно, тесно, шумно. Пахнет копченой колбасой, лекарствами. Никогда раньше не думала, что безысходность пахнет так странно — лекарствами и колбасой.
Говорят, что у двери с табличкой « Комната приема посылок следственного изолятора N 1» собирается длинная очередь еще в семь утра, за час до открытия.
— А сегодня только в девять открыли, — шепчет в трубку мобильного молодая женщина. — Пришлось час на улице ждать.
— Так, с телефонами выходим! — раздается из третьего окошка строгий голос раздатчицы.
Почему-то тут не разрешают разговаривать по телефону, а очень хочется, особенно, если пришел сюда один.
Женщина еще тише шепчет в трубку, утирая слезы:
— И сгущенку, мама, в железной банке не взяли. Сказали, что нужно в пластиковую переливать. А он же так сгущенку любит, мама.
— У вас на 50 граммов больше, — раздатчица возвращает из окошка кулек с яблоками.
— Как же так? На рынке сказали, что все ровно, — растерянно смотрит на нее старушка, торопливо вынимая из кулька одно яблоко. Крутит его в руке и достает другое, сравнивает. То, что побольше, кладет обратно.
Кто-то в очереди нетерпеливо покашливает.
— Внучку это, — тихо, словно оправдываясь, говорит старушка.
Люди смущенно отводят глаза.
Кажется, здесь не принято заводить беседы.
Даже в больнице, дожидаясь приема, чтобы скоротать время, пациенты начинают рассказывать друг другу о своих болячках — все-таки к одному врачу сидят, чего уж скрывать! И так все понятно.
Тут тоже все понятно. Может, поэтому-то все и молчат, только изредка обмениваясь усталыми репликами:
— У вас чай в пакетиках не примут.
— А как же быть? Надо, наверное, разрезать их, а заварку в пакет целлофановый высыпать? — молодой человек нервно развязывает, а потом опять завязывает кулек.
Его случайный собеседник, пожилой мужчина, сочувственно пожимает плечами:
— Это долго будет. Потом добавляет:
— И конфеты все нужно развернуть, их только без фантиков берут. А сигареты лучше в местном магазине купить — тогда их ломать при проверке не будут.
Новичков видно сразу — у них и конфеты в фантиках, и соки в стеклянных бутылках, и спички в коробках, а не врассыпную. И глаза у них еще красные — от слез и бессонных ночей.
У других, кто про спички и про конфеты уже знает, глаза другие — сухие, но очень уставшие и по-деловому озабоченные.
Они привычно выкладывают на оцинкованный стол прозрачные пакетики — с быстрорастворимой лапшой, печеньем, сахаром, палки колбасы (вот откуда запах — принимают только копченую).
Все строго по граммам, чтобы не перегрузить передачу. Граммы нужно записывать самому -в заявление. Туда же надо вписать свои паспортные данные.
Женщина берет в окошечке бланки, заполняет их, не заглядывая в паспорт. Видимо, серию и номер выучила наизусть.
А другая, наоборот, листает туда-сюда красную книжечку, невидящим взглядом пробегая странички. Пару раз роняет книжечку на пол. Поднимает и опять смотрит в нее. Забыла свое имя? Все может быть.
— А мне пятнадцать бланков дайте, пожалуйста, — мужчина протягивает в окошечко деньги.
— Не берите так много, — тихо говорит старушка, та, что с яблоками. — Они же по десять рублей стоят. Возьмите один про запас, а потом распечатайте его — все дешевле получится.
— Да ладно уж, куплю.
— Это вам сейчас «ладно», а ведь потом еще на передачки тратиться придется. Не торопитесь… — вздыхает старушка, пряча под пуховый платок выбившиеся седые волосы.
— Кто к врачам — в первое окошко!
«К врачам» — значит, можно передать лекарства.
— Берем только по назначению, — предупреждает пожилая женщина в белом халате. — И витамины еще берем.
— А как же обезболивающее? — спрашивает девушка, протягивая пакет с таблетками.
— У нас обезболивающего достаточно — с лекарствами вообще проблем нет, не переживайте! А что у него болит-то? — заглядывает она в заявление, где неровным торопливым почерком написано имя подследственного.
— Язва у него…
— Так тут, доченька, разве обезболивающим поможешь? Надо, чтобы он к врачу обратился, а там ему лечение назначат.
— Так надо, — всхлипывает девушка, — но его разве убедишь в этом? Его ни в чем никогда нельзя было убедить.
Здесь не принято заводить беседы. Да и не нужно: обо всем и без этого можно догадаться -по глазам, мимике, случайно оброненным фразам.
— Давай пойдем отсюда, хоть куда-нибудь уже пойдем! — молодой парень тянет на улицу побледневшую женщину. Я не разговаривала с ними, но поняла, что она — мать, он — сын, а еще поняла, что там у них, по другую сторону окошечек, — муж и отец.
Тоже выхожу на улицу — на небольшое крыльцо. Вроде и в самом центре города, но, кажется, что — на отшибе жизни.