… История, данная нам в ощущениях
«Охота за тенью» — совместный проект «Тюменского курьера» с редакциями городских и районных газет Тюменской области
Год третий, выпуск 60-й
Как в теме, которой посвящены уже шесть лет, вдруг возникают новые повороты, новые направления поиска? Сказать: само собой? Может показаться смешным.
А с другой стороны, это — чистая правда. Действительно, само собой в голове, в каких-то неведомых хранилищах памяти складываются факт, и другой факт, и третий, пока не появится некая «критическая масса», которая уже обдумывается осознанно и даже просится на бумагу.
Вот так было и с темой этого выпуска, о наших солдатах, которые прошли ад плена, но, в конце концов, получили подарок судьбы — возможность снова взять в руки оружие. А если пришлось погибнуть, то не как жертва, а как боец.
Принято считать, что едва освободившись, бывшие военнопленные тотчас попадали в жернова фильтрационной службы, а оттуда прямиком на лесоповал, в шахты и на северные стройки. Так-то оно так, да не совсем. Особенно, если речь шла о весне 1945 года, когда наша армия, напрягая все силы, стремилась «закончить войну в том логове, откуда она вышла» (так, по крайней мере, звучали лозунги той весны). И в этом усилии каждый штык не мог быть лишним.
Как утверждают авторитетные источники, «основная масса мужчин призывного возраста из бывших военнопленных после проверки в органах СМЕРШ отправлялась на пополнение строевых частей». Потому что враг сопротивлялся до последнего, и боевые потери последних месяцев войны вряд ли были меньше, чем на других ее этапах. Маршал Иван Конев вспоминал позднее в своей книге «Сорок пятый», что достаточно было группе немецких солдат, возглавляемой опытным фельдфебелем, зацепиться за какой-нибудь бугорок, как сковырнуть ее оттуда было неимоверно трудно.
В политдонесении 1-го Украинского фронта этого периода сообщалось, что на 1 апреля 1945 года фронт освободил 102 тысячи советских граждан. Из них вновь мобилизована в войска половина -54000. В том же донесении уточняется, что «политико-моральное состояние большинства нового пополнения здоровое и боевое. Они искренне стремятся в бой, чтобы отомстить немцам за все перенесенные страдания, снять с себя вину перед Родиной, заслужить правительственную награду, вернуться домой с победой… В боях с немецкими захватчиками подавляющее большинство бойцов нового пополнения ведет себя стойко, мужественно, отважно. Нередко молодые воины идут на самопожертвование во имя советской Родины…»
Конечно, история состоит из частных случаев. Кому-то из освобожденных сразу после проверки вручали автомат и отправляли в боевые порядки пехоты. Кого-то отправляли для дальнейшей проверки. Офицеров, освобожденных из плена, отправляли в штурмовые батальоны. Война-то продолжалась. Вот несколько историй из архива нашего проекта.
. Житель города Ялуторовска, интендант 1 ранга Александр Полещук попал в плен 28 октября 1941 года под г. Вязьма. Бежать ему удалось только в июле 1944 года. Перешел линию фронта и был отправлен на фильтрацию в Сталиногорский спецлагерь НКВД N 283. А в декабре того же года — в 28-й штурмовой батальон. В феврале 1945-го он погиб в Либавском уезде Латвии. Позднее его сын, журналист Александр Полещук, писал мне, что побывав на месте гибели отца, он узнал: при ликвидации Курляндской группировки немцев погибло около 14 тысяч советских военнослужащих. Блокированные немцы сопротивлялись отчаянно, за их спиной было только Балтийское море. Каждый шаг 28-го отдельного штурмового стрелкового батальона, куда был зачислен Полещук, давался большой кровью. И кровью был оплачен.
Чтобы мы могли себе представить, какой ценой искупал свою явную или кажущуюся вину «офицерский состав из спецконтингента», обратимся к обнаруженным мною недавно на сайте ОБД «Мемориал» документам другого штурмового батальона — 7-го ОШСБ.
Всего в седьмом батальоне после очередного формирования насчитывалось 967 человек. Из них «спецконтингента» — 889 бывших командиров Красной армии. С 28 декабря 1943 года и до 7 марта 1944 года батальон потерял убитыми -224 человека и ранеными — 567. Итого, потери — 791 человек. Из основного состава погиб один -командир стрелковой роты старший лейтенант Шуварин.
К сожалению, найденные документы не позволяют нам определить, в какой войсковой операции принимал участие 7-й отдельный штурмовой стрелковый батальона. Но и по цифрам потерь можно догадаться, каковы были эти бои.
Две других истории непосредственно касаются самого конца войны. Хотя мы поначалу этого не предполагали.
Бакиев Таип Ахмедович из д. Акияры Тюменского района попал в плен тоже под Вязьмой 5 октября 1941 года. В 1942 году уже находился в лагере военнопленных «Редериц». Вот и вся информация, которую мы смогли вычитать из зеленой трофейной карточки. Сайт ОБД «Мемориал» на наш поиск не отозвался. Зато помогла публикация в районной газете «Красное знамя».
Фарит Сибгатулович Юмачиков, уроженец той же деревни Акияры, позвонил в «Курьер»:
— Бакиев, которого вы нашли, — младший брат моей матери. Только он не Таип, а Таиб. И еще я хотел бы узнать, почему он погиб в Берлине, а в вашей карточке написано, что попал в плен под Москвой?
Фарит Юмачиков рассказывал о большой семье своего деда, у которого было две жены и пятеро детей. Таиб и его младший брат Сафарали были от младшей жены. Она умерла рано, и мальчиков воспитывала старшая жена. А потом оба ушли на фронт и не вернулись. О Таибе мы хоть что-то знаем, а Сафарали так и пропал…
Внеся поправки в поисковую строку, мы узнали, что Таиб Бакиев освобожден из плена частями 1-й танковой армии. Это случилось примерно за месяц до конца войны, когда наши солдаты уже приближались к Берлину. 11 апреля 1945 года Таиба направили во 2-й мотострелковый батальон 19-й гвардейской Лодзинской Краснознаменной орденов Ленина и Богдана Хмельницкого механизированной бригады. Теперь он — гвардии рядовой. Бригада штурмует пригороды немецкой столицы, преодолевая сопротивление каждой улицы, каждого квартала, каждого дома, в котором прятались регулярные части и фольксштурмисты с фауст-патронами.
С 15 апреля по 2 мая потери бригады — 214 человек. В документах — списки именных потерь и аккуратно вычерченные схемы размещения братских и одиночных могил. Совсем неизвестные названия пригородов (Заксендорф, Беерфельде) и хорошо знакомые по книгам и фильмам (например, Кёпеник, в котором жил — согласно фильму — Штирлиц).
В именных списках проставлена цена, которую пришлось заплатить нашей армии за взятие Берлина. Механик-водитель Хорошенский Борис, 1923, сгорел в танке. Командир орудия Архипов Аркадий, 1925, сгорел в танке. Механик-водитель Курчутин Евгений, 1925, сгорел в танке. Заряжающий Шохин Иван, 1926, сгорел в танке.
На схемах братских и одиночных могил — немецкие улицы и площади. Вот братская могила на перекрестке Грайберштрассе и Урбанштрассе. 9 человек. Точно переписано: кто лежит, как лежит. Пометка (на всех планах) — лежат головой на восток. На схеме N 42 мы находим знакомую фамилию. Гвардии рядовой Бакиев Т.А. Погиб 20 апреля неподалеку от крохотной, в одну улицу, деревни Беерфельде и похоронен вместе с восемнадцатью товарищами на северо-восточной окраине деревни на подступах к Берлину. Второй в первом ряду…
А бригада продвигается вперед. Появляются новые солдатские могилы. Только меняются названия улиц и районов Берлина: зоопарк Тиргартен, район аэродрома Темпельгоф, откуда уже не смогут улететь из осажденного города фашистские главари.
Потом, когда закончится война, специальные команды начнут собирать останки павших на пути к победе. Воздвигнут мемориалы. Но до этого надо еще только в Берлине воевать целых десять дней и даже немного больше. А пока третий герой нашей истории, Совкунин Фома, хантыйский парень из юрт Совкуниных Сургутского района, еще продолжает брать одну берлинскую улицу за другой.
Окончание следует.