Уманская яма

Окончание. Начало в N160.

В числе пленных был и Долматовский. Позднее он написал: «Захваченные в плен наши товарищи томятся в загонах, в колхозных конюшнях, на скотных дворах. Постепенно свою добычу — раненых и обессиленных бойцов — конвойные команды гонят в Умань, в то страшное место, которое останется в истории под именем Уманской ямы».

Для подведения итогов операции в районе Умани в этот город 13 августа прилетел начальник генерального штаба сухопутных войск Германии генерал Гальдер. Для высокого совещания было подготовлено здание педагогического института. Докладывали о полной ликвидации окруженной группировки советских войск: разгромлено 30 дивизий, взято в плен 103 тысячи человек, в том числе два командующих армиями, 317 танков и 858 орудий.

Долматовский сомневался: «Достоверная ли цифра — 103 тысячи пленных? Точно соответствует действительности лишь то, что два наших командующих армиями попали в руки врага. Как участник тех событий могу сказать, что в названном районе и всего-то вряд ли было 103 тысячи советских военнослужащих. Но мои сомнения могут, конечно, не приниматься в расчет».

Долматовский отмечал, что 14 августа немцы собрали у Подвысокого только трупы своих солдат и офицеров, свезли их в села и торжественно похоронили в персональных могилах. «Гора трупов», — казалось бы, чисто литературное выражение, постепенно превратившееся в штамп, — писал поэт. — Но вокруг Зеленой брамы, на берегах Ятрани и Синюхи действительно выросли если не горы, но холмы трупов.»

Для сбора погибших советских военнослужащих немцы и местные полицаи сгоняли женщин с грубыми домоткаными ряднами. Трупы не считали, не опознавали, а сбрасывали в воронки от разрывов бомб и снарядов или в окопы и равняли их с землей.

Старожил Умани Г.К. Брыжко вспоминал: «Наша семья проживала в Умани на ее юго-восточной окраине. Прямо за нашими домами находился кирпичный завод, а далее карьер, где добывали глину для производства кирпича. Именно с этой стороны в последние дни июля 1941 года немцы подошли к городу.

Боев за Умань не было. Советские войска начали оставлять город уже 28 и 29 июля. Поэтому до появления немецких частей в течение трех дней в Умани было полное безвластие. Охранялись только городская тюрьма, здание райкома партии и железнодорожный вокзал. Все самое ценное уничтожили, а заключенных в тюрьме расстреляли. Пустующие воинские казармы, магазины и склады подверглись разграблению населением. Тащили все. Более оборотистые мужики и бабы бросились на мельницу и растащили мешками муку, с маслобойни забрали растительное масло, со швейной фабрики — отрезы ткани. Затем в городе появились крестьяне из окрестных сел на телегах с мешками. Разграбление приобрело стихийный характер. Из детской музыкальной школы вынесли инструменты, из библиотек — книги.

1 августа в город с западной окраины без единого выстрела начала входить немецкая пехота. Сопротивления им никто не оказывал. Мы, подростки, прячась в садах, с опаской издали наблюдали за немцами, которые шли открыто без всякой для себя опаски. В тот день улицы города были абсолютно пустыми, но в центре немцев встретили с хлебом-солью.

Советских бойцов, плененных в районе Подвысокого, под конвоем привели и загнали в глиняный карьер, который находился менее чем в километре от нашего дома. В первое время охра на этого лагеря была очень слабой, а немцы имели приказ отпускать военнопленных из числа украинцев с тем, чтобы не заниматься их кормежкой. Эту заботу об оставшихся в яме пленных взяли на себя местные жители. Ежедневно десятки женщин, в том числе и моя мама, варили в огромных чанах картофель, свеклу и ведрами относили их в лагерь.

Караульные из числа немцев и неизвестно откуда появившихся украинских полицаев быстро поняли свою выгоду от такого положения и начали брать за отпуск пленных взятки — домашнюю птицу, сало, самогон. Помню, за какого-то советского раненого офицера мой отец отдал последнюю ценность — старинные карманные часы.

Понятно, что так долго продолжаться не могло. Освобожденного из плена нужно было переодеть и как-то разместить хотя бы на время. Запасы одежды и продуктов у нас скоро кончились. К тому же немцы к осени из-за возросшего сопротивления советских войск ужесточили режим содержания военнопленных…»

Возвратившийся после войны из плена в село Кротово Аромашевского района Тюменской области А.Ф. Шестаков рассказал: «. После пленения немцы угнали нас в Умань, где поместили в ямы за городом. Ямы не были огорожены проволокой, но охранялись немецкими часовыми. Недалеко от ямы находилась птицеферма, в которую нас в октябре 1941 года стали перегонять. В одном из курятников я не обнаружил охраны, подлез под ограждение и уполз. Дошел до дер. Синица, где проживал в хате у Гончаровых до весны 1942 года. Однажды в хату зашли человек шесть местных полицаев, забрали меня, увезли в Умань и поместили в тот же лагерь, предварительно сильно избив. В начале 1943 года выживших в Уманском лагере пленных перевели в шталаг N 318.»

Среди первых пленных, заполнивших Уманскую яму, оказался командир хозяйственного взвода лейтенант В.М. Мищенко: «… Сверху я хорошо видел эту яму еще пустой. Ни крова, ни пищи, ни воды. Солнце нещадно палит. В западном углу полуподвального карьера находилась лужа буро-зеленой с мазутом воды. Мы кинулись к ней, черпали эту жижу пилотками, ржавыми консервными банками, просто ладонями и жадно пили. Еще запомнились мне две лошади, привязанные к столбам. Через пять минут от этих лошадей ничего не осталось.»

Немцы кормили военнопленных очень скудно: раз в день к яме приезжало несколько полевых кухонь. Раздача жидкой похлебки превращалась в драку — всякие законы и мораль не действовали, каждый выживал, как мог.

Появление местных сердобольных женщин с ведрами вареной картошки, свеклы и других овощей всякий раз вызывало волнения среди военнопленных: каждый хотел получить лишний кусок. Это тревожило охранников, поэтому комендант лагеря приказал соорудить длинный наклонный желоб, в который сливалось варево со всех ведер, и к которому люди, терявшие уже человеческий облик, в определенное время допускались по очереди под угрозой расстрела.

Численность советских военнопленных в первые месяцы войны значительно превысила расчеты германского руководства. Место разгрома 6-й и 12-й армий в Подвысоком, груды подбитой и сожженной советской бронетехники, орудий, грузовиков, пленные советские генералы — все это было свидетельством военного триумфа противника.

28 августа в расположение штаба группы армий «Юг» у села Легезино вблизи Умани прилетел Гитлер вместе с итальянским диктатором Муссолини. Они приняли парад немецких частей и итальянского корпуса. Другие подробности этого пребывания фюрера и дуче в Умани неизвестны. Автор книги «Победный парад Гитлера» В.А. Рунов считает, что Гитлер и Муссолини даже посетили Уманскую яму, где им представили некоторых пленных. Якобы после этого Гитлер приказал отпустить из плена жителей уже оккупированных территорий Украины и Белоруссии. Тогда некоторые попавшие в Уманскую яму и другие транзитные лагеря военнопленные — тюменцы назвались украинцами или белорусами и были отпущены на свободу. Другие десятки тысяч советских бойцов и командиров, взятых в плен в Подвысоком и Зеленой браме, остались в Уманской яме, где их ждали муки, голод, жажда, унижение и смерть.

Досадно, что действительные размеры потерь Красной армии в сражении под Уманью до сих пор не установлены.

Остались неизвестными имена многих воинов, погибших в тех боях и сгинувших во вражеской неволе. Не опубликованы пока показания возвратившихся из плена Музыченко и Понеделина, других командиров корпусов, дивизий и полков. Поэтому особую ценность для объективного исследования причин, обстоятельств и последствий Уманского побоища имеют свидетельства рядовых участников тех событий, опубликованных в книгах «Запрещенные солдаты».

Снимки немецкой военной фотохроники, 1941 год.

***
фото:

Поделиться ссылкой: