Рафаэль Гольдберг: «Читатель, мы тебя уважаем!»
Вообще-mo, мы почти каждый день задаем нашему главному редактору Рафаэлю Гольдбергу животрепещущие вопросы.
Как правильно пишется название меча короля Артура — Эскалибур или Экскалибур? Как будет по-польски «счастливого пути»? Кто такая Полина Осипенко, чьим именем названа тюменская улица? Что такое «ирреальная модальность», в конце концов?
Но в преддверии Дня рождения газеты пишущий состав редакции собрался на маленькое заседание «круглого стола», чтобы расспросить редактора о том, на что в процессе работы всегда не хватает времени.
Оксана Чечета: 18 лет вы возглавляете редакцию городской газеты. Вам это по-прежнему интересно?
— Не удивляйтесь — да. Таинство рождения газеты даже интереснее, чем таинство рождения человека. У человека только пара родителей, зная их, можно предсказать судьбу ребенка. У газеты в родителях — разноплеменная, разнохарактерная и вообще разная-разная толпа людей. И когда ребенок получается ничего себе, то это всегда очень интересно.
Утром мы еще не знаем, что будет в завтрашнем номере газеты. Жизнь не течет где-то отдельно, она течет очень близко к нам, она врывается в наши двери, окна, хватает нас за бампер автомобиля… На формирование газеты влияют телефонные звонки, люди, которые приходят в редакцию. А самое интересное в том, что никогда не знаешь, что из этого получится. Иногда получается такой «ребенок», что его хочется сдать куда-нибудь в приют и больше не видеть. Но — написано пером. Впрочем, полистайте подшивки старых газет, и вы скажете: «Как интересно, как это хорошо! Мы сейчас делаем гораздо хуже!..» Ничего подобного! Просто вы еще не отошли от процесса. Пройдет время, вы будете смотреть сегодняшние газеты и думать: «Как это было интересно».
Виктория Ющенко: Расскажите об истории создания газеты.
— У нее много историй: у одних одна, у других — другая. Все началось с того, что я ушел из газеты «Тюменские известия». Это было уже новое время, я знал, что ничем другим заниматься не хочу — только делать газету. Была такая газета «Сибирский тракт», которая уступила нашей команде название «Тюменский курьер», которое она закрепила за собой. К тому времени я решил, что новая газета будет «мужского рода», а не «женского» («… правда») или среднего («… известия»). И хотя и работают здесь в основном женщины и девушки, но профессия называется — журналист, профессии «журналистка» нет. И вы вынуждены вести себя по-мужски, потому что это мужская профессия.
Потом был открытый конкурс. На нем выступали две или три бригады с программой новой газеты (о будущем названии мы помалкивали). Была создана комиссия из депутатов городского Совета. Мы получили большинство голосов, и 30 августа 1993 года все началась. Нам потребовался месяц. Мы разбились на две бригады, которые предложили свои проекты. В одном из них как раз и был нынешний логотип «Тюменский курьер». Его придумали дизайнеры Андрей Соколов и Константин Малых.
Наша редакция тогда была пустым помещением, даже без перегородок, в котором устраивал свои спевки хор совета ветеранов Центрального района. Какое-то время ушло на покупку оборудования — было сразу решено, что будем все делать на компьютерах, без рукописей, без черновиков, в локальной сети. Кстати, это была первая локальная сеть в тюменских газетах. Всего-то 18 лет назад. В пустом зале поставили столы, сверстали первый номер, отправили в типографию. Все сложили снова в ящики и увезли ко мне домой. Верстку закончили в четвертом часу утра, 2 октября 1993 года. На следующий день в Москве начались известные события.
Надо сказать, что первый номер — был откровенно за Ельцина. Словом, как написал однажды Маяковский, было « немножко нервно». Я — дома, смотрю в окно на темное здание мэрии напротив.
А в телевизоре — «Лебединое озеро» закончилось, и картинка остановилась. Наконец, вижу — в кабинете Степана Киричука загорелся свет. Я сказал жене: «Никому не открывай!» и через темную площадь пошел в администрацию. У крыльца два автоматчика: «Стой, кто идет?» «Редактор новой городской газеты». В вестибюле ходит Киричук, за ним по пятам — майор милиции с автоматом на ремне. Мы поднялись наверх, сидели и разговаривали до тех пор, пока картинка в телевизоре не задвигалась, и не стало ясно, что произошло дальше.
Вот так началась эта история. И еще один эпизод из того времени. Все знают, что в редакции запрещено курить. А почему? Таков был второй приказ: первый — о вступлении в должность главного редактора. В коридоре стоял какой-то ящик со стружками, и, видимо, курящие стряхнули в него пепел. Начался пожар, который, правда, сами курильщики и потушили. Но приказ после этого вышел, ему тоже 18 лет.
Наталья Банаховская: Есть ли номера газеты, которые вам запомнились?
— У нас был хороший номер в мае 1994 года, когда приехал в Тюмень патриарх Алексий II. Сергей Киселев сделал много отличных снимков, мы заняли ими всю первую полосу. Патриарх произвел на меня огромное впечатление, я с ним разговаривал. Когда он умер, я написал колонку «Великий гражданин» — он действительно был великим гражданином нашей страны.
Были номера, из-за которых мы судились с Геннадием Ивановичем Райковым. Два раза дошли до Верховного суда. Верховный суд меня изумил, я до сих пор не могу опомниться: он письменно придал закону о статусе депутатов обратную силу.
Если начну листать газету, я вспомню многое. Все-таки больше трех тысяч номеров вышло. Я помню материалы, помню сотрудников, помню, что они писали, и чего не писали. Был один парень по имени Юра, который должен был резко написать об администрации Калининского района: какие-то дома они не ремонтировали. Он отказался: «Ага, я напишу, а они мне потом по голове настукают!» То есть, люди-то были разные.
Но самые приятные воспоминания — это те люди, что здесь работали и выросли. Мог бы назвать многих. Но скажу только, как в «Тюменском комсомольце» уволили Лену Кох и Лизу Ганопольскую. Они там занимали даже не корреспондентские должности. У нас Лена довольно скоро стала очень серьезным политическим обозревателем. Театральные рецензии Лизы заставляли трепетать театральных режиссеров. А первых официальных сотрудников было три — Инесса Алексеевна Клепикова, помощник редактора, Лариса Владимировна Мантуленко, наш бухгалтер, и я.
Галина Безбородова: Какое фото не может быть опубликовано в нашей газете?
— Фото женщины, которая выглядит некрасиво. Фото, унижающее человека. Газета должна быть деликатной. Вообще не должны публиковаться жестокие снимки. У нас ведь добрая газета, хотя иногда и говорят, что мы злые.
Елена Мингалёва: Я знаю, что однажды вы отказали рекламодателю в размещении рекламы. Расскажите об этом.
— Да. Была такая фирма «Мебико», которая решила в новогодних номерах всех тюменских большеформатных газет напечатать свою рекламу: пустая полоса и на ней: «Мебико» поздравляет тюменцев. И за это два миллиона рублей — по тогдашним деньгам много. Мы отказались. Первая полоса уже тогда была нашей «фирменной» гордостью. Первую полосу мы не продаем.
Все остальные газеты рекламу напечатали. Мы потом сложили эти газеты — «Тюменскую правду», «Тюменские известия», «Тюменский комсомолец» — сфотографировали и написали «Найдите десять отличий». В «Тюменском комсомольце», я помню, на нас очень обиделись. Правда, мы редко вмешивались в газетно-журнальные междоусобицы. Если уж совсем что-то из ряда вон.
Инна Горбунова: Есть ли такие вещи, которые журналист не может себе позволить? Не должен?
— Есть. Он не должен упорствовать в своей неправоте. Виноват? Ошибся? Надо признаться. Как в волейболе и баскетболе — руку вверх, голову вниз. Надо помнить, что журналистика хотя и одна из древнейших профессий, но она все-таки вторая древнейшая, а не первая.
Журналист должен пожалеть слабого. Не быть жестоким. Однажды у меня такое было, и читатели меня сильно поправили. Когда после выборов я злорадно напомнил об очень скромных результатах одного из соперников, который вел свою кампанию очень грубо. Ну, я и написал в том смысле, что обещал, а где теперь твое место? И пришло письмо от читателя: «Уважаемый Рафаэль Соломонович, вы неделикатны». Я извинился в газете — был не прав. Мы не можем не ошибаться, но надо уметь это признавать.
Еще? Журналист не должен играть против своей газеты. Одно из принципиальных качеств журналистики — это корпоративность.
Еще? Должны быть газетные принципы. Знаете, в советское время над логотипом газет было написано: «Пролетарии всех стран, соединяйтесь!» Теперь лозунгов не пишут. Я бы написал: «Читатель, мы тебя уважаем». Это один из наших принципов.
Наталья Банаховская: Если журналист допускает ошибку, и на него подают в суд, многие редакторы позволяют судиться самому журналисту. Вы — никогда. Ошибся журналист, а судится газета. Почему?
— Потому что я подписываю газету, а значит, отвечаю за все. Конечно, я журналисту «навешаю», но это отдельно, здесь, внутри редакции, дома. Это наше. А там, на публике.
Дарья Ровбут: Были времена, когда газеты были единственным средством массовой информации. Потом появились радио, телевидение, Интернет. Они вытесняют газету из поля распространения информации. У нее есть будущее?
— Когда появилось телевидение, стали говорить: «Все, театр умер». Умер? Нет. Появилась блоговая журналистика, стали говорить: «О, всей остальной журналистике теперь конец». Теперь этот младенец — блоговая журналистика — уже вчерашний день. Как бы ни было привлекательно все новое, там нет одной важной в творчестве вещи — персонификации. Нет имени, которое запоминается, которому доверяют, которое можно упрекнуть, если ты не согласен.
В газете есть то, чего нет во всем остальном, электронном, — фактурность. Ее можно потрогать, можно вырезать то, что понравилось. На нее можно рассердиться, смять и выбросить, разорвать на клочки. Она — реальность, она существует в природе. Вы не пробовали разорвать в мелкие клочки блог в Интернете?
Думаю, все будет существовать вместе. Не все люди перестают читать. Но все будет зависеть от того, какими будут эти газеты. Какими! А пока нас поставили, как часового, — и стой. Придет время, и кто-то снимет с поста — ладно. Но пока никто не снимает.
Инна Горбунова: Я слышала такое мнение, что у современного читателя интернет-видение, интернет-мышление. И никому не нужна газетная журналистика, потому что дальше заголовка никто ничего не читает. А если и читают, то, как Интернет — по диагонали. Никому не нужен анализ, нужна только картинка. Есть такая угроза?
— Есть, но прежде всего, для самого читателя. Потому что читатель, который перестал думать, может перестать быть не только читателем, но и человеком. А что читают — не читают, то судя по звонкам в редакцию — читают-то дальше заголовка.
Полина Горынина: Сколько у газеты должно быть читателей?
— Два. В моем личном примере — моя жена и я. Все, что надо, она мне скажет. Так что заводите своих читателей, которые будут вас читать и, может быть, даже цитировать. Впрочем, это, конечно, самый минимум. Фактически, их больше.
Анна Чудинова: Вы однажды сказали, что мы будем тем поколением, которое похоронит настоящую журналистику. Вы действительно так считаете?
— Это когда я сержусь и пугаю вас. Чтобы вы постарались не погубить настоящую журналистику. Знаете, как говорят ребенку: «Если не будешь есть кашу, то умрешь голодной смертью. Или не вырастешь». Я так говорю, потому что хочу, чтобы вы сохранили какие-то постулаты. Без них человек не может жить. Ведь в жизни всего две большие радости: работа и любовь. Все остальное — второстепенное, производное.
Наталья Банаховская: Как вы думаете, журналист — это призвание или этому может научиться каждый?
Елена Мингалёва: Вас уже об этом спрашивали на одной пресс-конференции: « Журналистами рождаются или становятся»?
— Да? Что я ответил?
Елена Мингалёва: Что журналистами умирают.
— Я писал как-то в своей колонке, что журналист — это гребец на галере. Гребец, да. Но галера покоряет море. Огромные тяжелые весла, которые взбивают воду, и галера движется…
Инна Горбунова: Интересно, есть ли какая-то точка отсчета? Сколько лет надо проработать, чтобы стать хорошим журналистом?
— Мне не нравится слово «стать». Мне нравится слово «быть». Надо стараться быть. Я не знаю, сколько лет. Думаете, я все умею? Нет. Надо просто не выключать мозги.
Елена Мингалёва: У Рафаэля Гольдберга есть мечта?
— Когда мне исполнилось 60 лет, я сидел и думал, как об этом написать. Говорил Строгальщикову: как лучше — «У меня есть мечта» или «Подводя итоги»? Первое сказал Мартин Лютер Кинг, второе — Сомерсет Моэм. Легкий на реплику Строгаль нашелся: «У меня есть мечта подвести итоги». Уточню: у меня есть мечта подвести итоги, но я не спешу с исполнением этой мечты.
Галина Безбородова: О чем вы сейчас думаете?
— О том, что мне надо читать вторую полосу.
***
фото: Рафаэль Гольдберг;Анна Чудинова;Дарья Ровбут;Полина Горынина;Инна Горбунова и Наталья Банаховская.