Страшные сказки на ночь
У меня на книжной полке лежит желтенький томик в мягкой обложке. «Путеводитель «Курорты мира» называется. Так вот в восьми случаях из десяти этот путеводитель сам собой раскрывается на странице «Сан-Томе и Принсипи». Понимаете, просто нельзя было не поехать туда.
— Вот, Яша, если бы мы с тобой жили в Африке, ты бы сейчас тоже бегал с такой…
— Черной задницей?
— Нет, я хотела сказать — с такой тележкой…
Прошлую ночь мы провели в самолете. Из Лиссабона в Сан-Томе, столицу государства с малоизвестным названием Демократическая республика Сан-Томе и Принсипи, выполняет рейсы авиакомпания White, дочернее предприятие португальской авиакомпании TAP. В салоне холодно, но выдают пледики, так что мы сразу завернулись в них наподобие кокона и заснули. Ночью я просыпалась один раз, включила встроенный в спинку кресла экран: мы пролетали над Сахарой.
В аэропорту, пока оформляли въездные документы, видела одного комара. Муж говорит, что сидевшие рядом с ним в самолете европейцы перед выходом на трап энергично натерлись репеллентом. А у нас все в багаже. От желтой лихорадки мы привились, но от малярии прививок нет, а регион, куда мы прибыли, неблагополучен в отношении тропической малярии, самой опасной из малярий. В общем-то, мы знаем чего бояться и знаем, что делать, если что (тьфу-тьфу-тьфу). Но все равно неуютно. Хоть бы маленький тюбик антикомариной мази надо было захватить с собой в ручную кладь. Сейчас было бы спокойнее.
Взяли такси. Вернее, это таксист нас взял. Взялся за 30 евро отвезти нас в нашу росу. Бывшие португальские поместья называют тут росами. Мы забронировали пять ночей на росе Сао Жоао. Сао Жоао — так написано у нас. А таксист произносит по-другому — Сен Жон. Погрузил нас и наши рюкзаки, а потом начал выяснять — где эта роса и как туда ехать. Первый же встречный сказал ему, что туда ехать нельзя — нужен «жипи», то есть джип, так как дорога разбита. Второй и третий встречные подтвердили это мнение, и только четвертый, приятный такой дядька, сказал, что он нас запросто отвез бы, но у него работы много. Воодушевленный таксист заехал на заправку, плеснул немного бензина (стрелка едва дошла до четверти бака), и мы поехали. Дорога протяженностью в 40 километров отняла у нас два часа.
На росе нас встретили прохладно. Возможно, дело в английском языке: никто тут на нем не говорит, и все из-за этого комплексуют. Кто-то молча сунул нам ключ, кто-то подал пять ветровок (дождь), кто-то зашвырнул наши рюкзаки в кузов пикапа и повез их через двор, к белому каменному строению напротив хозяйского дома. Над дверью этого двухэтажного сооружения в каменной кладке сделано отверстие в форме креста. По ночам крест светится, так как за вынутыми кирпичами горит лампочка. Зрелище жуткое, так как вокруг черный лес, не видно ни зги. Это двухэтажное здание -бывший госпиталь. Сейчас на первом этаже госпиталя — культурный центр и школа, а на втором, в двух комнатах, живем мы. Комнаты с балкончиками, с которых открывается замечательный вид на поместье. Кровати с москитными сетками. Несколько комодов, в одном мы нашли ящик с лекарствами, главным образом, от диареи. На стенах картины местных художников. Запах сырости и плесени.
Добравшись до кроватей, муж и старшая дочь завалились спать. Надеялись, видимо, проснуться в каком-нибудь более приятном месте. А мы с Ритой и Яшей пошли гулять по деревне. Грязюка страшная. Женщины моют ноги в лужах. Про детей я уже не говорю. Правда, на автобусной остановке люди выглядят уже вполне цивильно. Не понимаю: почему в город надо ехать с чистыми ногами, а по деревне ходить с грязными? Грязь эта особо въедливая, даже с нежных детских ножек отмывается очень плохо. Была бы мочалка… У меня была с собой губка для мытья посуды, но я ее приспособила мыть обувь. В госпитальной ванной есть одна мочалка, но пользоваться ею я брезгую. Никакая любовь к чистоте не заставит меня тереть ноги чужой мочалкой.
Погуляли около часа, поглазев на мальчишек, которые забавляются тем, что, завернув трусы по самое не могу, катаются по разбитой дороге на маленьких деревянных тележках (тут как раз и прозвучал процитированный в начале диалог про черную задницу). Мальчишки явно рисуются перед нами. Рита говорит: «А завтра на нас еще сильнее будут пялиться, потому что с нами пойдет Соня. Она как улыбнется, как все увидят ее брекеты… » Впрочем, Рита ошиблась: это случилось не завтра, а уже сегодня: мы вернулись в госпиталь, разбудили наших сонь и пошли еще раз, уже все вместе.
Дошли до пляжа. На берегу -тусовка: причалила лодка, и местные женщины покупают рыбу. Довольные расходятся домой, неся тазы с рыбой на голове. Рыба сегодня двух видов. Фуфуль и мунит. Так мне сказали рыбаки. Фуфуль с голубым отливом, а мунит — с желтым. Познакомились с рыбаками, я все имена записала — Лианду, Альсину, Лионель, Одлей, Нину. Все они анголареш, или анголарцы, потомки ангольских рабов, попавших на остров в шестнадцатом веке в результате кораблекрушения и основавших на краю дождевого леса свое поселение. Сейчас оно тоже называется Анголареш. (По другой версии — анголарцы жили на острове всегда, просто португальские мореплаватели Жуан де Сантарен и Перу Эшкобар, высадившиеся на Сан-Томе в 1471 году, их не заметили).
Один из рыбаков, Лионель, удивительно похож на Эдди Мерфи, только в рваных штанах. Что сильно мешает сравнению. Пока мы беседуем с Лионелем и рыбаками (это очень трудно, так как португальский разговорник совершенно случайно остался дома в Тюмени), вокруг крутятся мальчишки и с удовольствием позируют перед объективом. Пахнет от мальчишек ужасно. «А ты что, думаешь, они тут каждый день моются?» — спросил муж. Видимо, надо быть готовой, что к концу недели и от нас будет так же пахнуть. Вода в госпитальном кране холодная и течет еле-еле. Мальчишки заканчивают позировать и начинают откровенно кривляться, за что я пару раз, не удержавшись, называю их обезьянами. Я и своих детей так называю, когда они ведут себя подобным образом, но тут муж делает мне замечание, и он, само собой, прав: называть обезьянами незнакомых темнокожих детей не следует.
На пляже и на подходах к нему сильно пахнет фекалиями. Ну не могли же люди так закакать лес, чтобы пропахли все окрестности?
На обратном пути видим два джипа с белыми туристами: они остановились у бара купить воды. Рожи у туристов постные. Как и у нас, наверное. Хотя, по крайней мере, постная рожа — честнее, чем блаженная миссионерская улыбочка, приклеенная к лицу.
Вечером пришел парень «поговорить с нами». Оказалось — насчет аренды машины. Парень — его зовут Лау Атай — неплохо говорит по-английски и понимает нас, так что мы практически сразу согласились на 60 евро в день, хотя, возможно, стоило бы и поторговаться, хотя бы из спортивного интереса. Но не сегодня. Сегодня мы немного подавлены, не выспались и боимся москитов, так что нам хочется какой-то уверенности в завтрашнем дне и чтобы не чувствовать себя идиотами на этой росе Сен Жон, где как будто никому нет до нас никакого дела.
За ужином неожиданно попали на выступление местного фольклорного ансамбля. То ли это так всегда по воскресеньям, то ли был концерт по особому приглашению (у одной девушки-туристки оказался день рождения). Исполнителей с десяток, столько же зрителей. Сперва все вежливо слушали, а потом постепенно разошлись, начали подпевать, вышли танцевать вместе с артистами. На криуло (креольский диалект португальского) исполнили «Happy Birthday». Внесли торт. Именинница всех угощала. Потом в ее честь ансамбль спел знаменитую песню Сезарии Эворы «Сан-Томе». Все плакали, а потом мы ушли спать.
Продолжение следует.
***
фото: Берег у деревни Анголареш;Мальчишки;Рыбачки