Пять писем с прошлой войны
… Поэт Расул Гамзатов, переводчик с аварского Наум Гребнев, композитор Ян Френкель, исполнитель Марк Бернес — песня «Журавли». В тексте этой песни есть фантастически точные строчки о не вернувшихся с войны солдатах, которые превратились в белых журавлей-стерхов.
Помните эти трепетные строки, о том, что солдаты-журавли «летят и подают нам голоса»… Я вспоминаю эту строчку, именно эту, всякий раз, когда случайное движение компьютерной мышкой открывает страничку старого солдатского письма. Заложенные и, может быть, даже затерявшиеся среди других бумаг солдатские письма, нечаянно обнаруженные, представляются мне теми же голосами из прошлого. Затерянные во тьме, солдаты словно пытаются быть услышанными. Может быть, этот немой зов ведет мою руку с зажатой в пальцах черной мышкой?
Что делать? Оставить их там, где они находились не одно десятилетие? Кто осудит — ведь в большинстве случаев речь идет совсем не о наших земляках-тюменцах? Но как забыть, что до половины моих запросов в электронную базу «Мемориал» Центрального архива министерства обороны возвращаются со стандартным ответом: «записи не найдены»? Возможно, до них еще просто не дошел черед обработки и загрузки в базу данных. А может быть, просто этому солдату не повезло — затерялся на военных дорогах, редкие письма не сохранились, из ровесников и однополчан в живых уже нет никого, некому вспомнить, что был такой парень на свете. Такой же, как мы, только развеян военным временем и горькой судьбой.
Вот и думаю, что письма-голоса, найденные мною — пусть случайно! — в архиве, адресованные, казалось бы, не мне и не читателям «Тюменского курьера», на самом деле именно нам и адресованы. Как, впрочем, и всем живущим сейчас.
Я напечатаю эти письма так, как они написаны, с присущим тому жесткому и торопливому времени стилем, не исправляя, не заглаживая и не прилизывая. Позволю себе только расставить знаки препинания, чтобы не ускользала мысль, которая, как я думаю, водила рукою пишущего.
Письмо первое.
«Кировская обл., дер. Дуброва. Здравствуйте, родные Катаева Николая Алексеевича, привет Вам от неизвестного бойца, товарища Катаева Николая Алексеевича. Я хочу сообщить Вам о том, что Катаев Николай Алексеевич в одном со мной отделении были в бою. Так что его в первый же день убило 11 сентября. Всячески хотел оказать помощь, но через 15 минут он скончался. Так что осколок попал в правое плечо, но выхода не нашли. О чем и сообщаю. Затем до свидания. Пишу адрес на него, так как писать не знаю на кого, согласно его адреса. 15.9.41 г. Писал Адеков Семен Григорьевич»…
Семья Катаева сохранила письмо Семена Адекова и после войны предъявила его в качестве документа, возможно, для оформления пенсии на детей или родителей солдата.
Письмо второе.
«1942 года 27 апреля. Печальный день. Тов. Комиссарова, Ваше заказное письмо на имя Комиссарова Е.М. вручить не пришлось ввиду того, что он умер в медсанбате 15 апреля 1942 года, а поэтому Вам высылаю письма и фотокарточки обратно. С приветом, экспедитор 466-го МСБ Вилежанин».
На письме штамп: проверено военной цензурой.
Письмо третье.
«Здравствуйте, Иван Федорович.
Во-первых, разрешите передать Вам свой чистосердечный боевой командирский привет и ряд наилучших пожеланий в Вашей жизни.
Во-вторых, сообщаю Вам о том, что я решил Вам написать письмо. Человек Вам не знакомый, но долг фронтовой жизни обязывает меня сообщить Вам о смерти вашего сына Котова Григория Ивановича. Я убедительно прошу Вас быть более покойнее, ведь война. За наше правое дело умереть почетно. Он погиб на поле боя героем, Котов Григорий Иванович, 1921 года рождения, дер. Костариха, сержант.
Вот и все. Что будет Вас интересовать, пишите, к Вашим услугам, отвечу.
С приветом, ст. лейтенант Столетов Иван Григорьевич, 18.02.43 года».
Письмо четвертое.
Собственно, это свидетельские показания:
«Акт. 14 января 1946 года мы, нижеподписавшиеся граждане хутора Никифоровского Червоноармейского района Запорожской области — Яланский Корней Трофимович и Таран Иван Иванович, составили настоящий акт в том, что нами в 1943 году в октябре месяце, после освобождения Красной Армией нашего хутора, при уборке убитых воинов обнаружили у одного из убитых письмо и документы, которые были отосланы по адресу его родным. Сам он — Киреев Иван Данилович, 1905 г.
В чем и подписуемся — свидетели Яланский К.Т. , Таран Иван И.
Подписи свидетелей заверяю — пред. с/совета (подпись)».
… Видимо, письмо с документами, отправленное родным Ивана Даниловича Киреева в 1943 году, дошло по адресу. А потом наступило время составления «именных списков безвозвратных потерь» по каждому району. И родным пришлось обращаться к колхозникам хутора Никифоровский за «актом», который и написали Корней Трофимович и Иван Иванович…
Письмо пятое из той же электронной папки, точнее, не письмо, а стандартный бланк розыска, заполненный Тобольским военным комиссаром старшим лейтенантом Иринковым (если я правильно разобрал подпись) и отправленный в управление по учету безвозвратных потерь рядового и сержантского состава Советской армии.
В документе речь идет о нашем земляке Корикове Василии Степановиче, уроженце деревни Кориковой Овсянниковского сельсовета Тобольского района.
Из бланка можно узнать, что Василий Степанович 12 июля 1941 года отправлен на Омский пересыльный пункт. Воинское звание — рядовой. Занимаемая должность — коновод у начальника штаба 66-го кавалерийского полка. Последнее письмо получено от 7 мая 1942 года. Дополнительные данные: «По сведениям товарища, вместе служившего в кавполку, после наступления В.С. Кориков не возвратился в часть»… Дата — 18 декабря 1945 года.
Резолюция управления по учету безвозвратных потерь: «пропал без вести в мае 1942 г.»
Судя по этой резолюции, никаких данных управлению о рядовом Корикове тогда найти не удалось. В книге «Память», том 4, стр. 60, так и написано: пропал без вести в мае 1942 года.
Попробуем провести пусть запоздалый, но самостоятельный поиск.
Сейчас мы знаем, что 66-й кавполк входил в состав сформированной в Омске 49-й кавдивизии. Дивизия в конце мая 1942 года принимала участие в закончившейся катастрофой попытке отбить у немцев Харьков. В образовавшемся котле погибли многие, а еще большее число пропало без вести. Часть попавших в плен была отправлена в город Нюрнберг, где их «в пешем строю» провели через весь город. «У нас забрали колодки, оставив нас босыми, отняли все ремни и веревки, и в таком виде, совершенно истощенных, провели через весь город Нюрнберг к лагерю военнопленных. Кто от истощения не держался на ногах, тех мы несли на руках», — говорится в фильтрационном деле лейтенанта, командира взвода Алексея Васильевича Копейкина, который попал в плен в том же неудачливом сражении за Харьков (См. «Запрещенные солдаты», том 3, стр. 366).
След кавалериста Корикова после долгих поисков мне удалось найти в базе данных Дрезденского центра «Саксонские мемориалы». Оказалось, что Василий Степанович Кориков, 1911 года рождения, из деревни Кориковой, попал в плен. Судя по дате — май 1942 года — это случилось именно под Харьковом. Правда, в скупой справке есть только дата рождения. Дальнейшая судьба его неизвестна. Домой он не вернулся.
Пять писем. Пять судеб. Эхо пяти голосов, долетевших к нам издалека, из прошлого уже века.